– Вот, великий и славный воевода! Как и заказывали…
Рус слышал, как Сова прорычал зло:
– Вы ж говорите, что твой бог сделал мир за семь дней! А ты шил простые сапоги восемь?
Иудей всплеснул руками:
– А ты посмотри на этот мир! И посмотри, какие сапоги.
Сова вертел, щупал, дергал, выворачивал голенища наизнанку. Подошли еще двое, щупали, он отпихивал их локтями. Наконец Сова кивнул удовлетворенно, сел, прямо у костра заменил свои вконец стоптанные, прошелся, прислушиваясь, не жмут ли, не давят. Это юнцам важна красота, а зрелому мужу куда нужнее добротность.
Иудей следил настороженно, но страха в лице не было. Сова наконец кивнул милостиво, бросил ему пару золотых монет. Иудей часто кланялся, что-то говорил, Рус не слышал, руки иудея суетливо рассовывали по карманам монеты, захваченные скифами в одном из горящих домов, а Твердая Рука взял его за локоть, указывал то на свои разбитые в дороге сапоги, то на щегольские сапоги Совы.
Слишком часто, подумал Рус в который раз, иудеи посещают стан скифов. Боятся до свинячьего визга, видно по рылам, но все же лезут, общаются, навещают тех, кто не сумел сразу убежать за высокие стены града. Убеждают, что тем надо потерпеть, в Новом Иерусалиме и так задыхаются от тесноты…
Ишь, сапоги воеводе! Понятно, лазутчики врага. Стараются выведать, как скифы будут сражаться в поединке. Как будто здесь что-то тайное. Не может быть, чтобы из-за золота рисковали шкурами. Хотя по их виду не заподозришь… Не может же быть на свете народа, который бы так ценил золото?
Был соблазн распять их всех на виду у стен града, узрят, что их хитрости разгаданы, устрашатся, но, к удивлению Руса, горячо запротестовали воины: чего, мол, страшиться, пусть ходят, забавный народ… Еще больше удивился, когда и Бугай пробасил укоризненно:
– Это что ж, мне свою рабыню держать где-то за станом?.. Ты чересчур стал страхополохом, Рус.
И совсем уж пошатнулся как от удара, когда Моряна сказала с некоторым смущением:
– У меня тоже бывает гость. Он приносит мне ихние притирания.
– Что? – не понял Рус.
– Притирания, – повторила она с неудовольствием. – Я сама заказала! От них кожа становится белее и чище.
Он вытаращил глаза. С Моряной что-то происходило. Нет, лицо не стало белее, все та же гигантская земляника, но как-то держится иначе, плечи выпрямляет по-другому, и что-то в ней появляется… от женщины.
– Боги, – прошептал он. – Мне уже страшновато… Сколько дней до поединка?
– Два, – ответил Буська с готовностью.
– Скорее бы, – прошептал Рус. – Ох, скорее бы!
Ерш ухмыльнулся, слушая, опустился у ближайшего костра на корточки. Ему сунули кость с ломтем мяса, он быстро сожрал, хлопнул себя по лбу ладонью:
– Князь дело молвит! Вы зря противитесь. Надо от них держаться подальше. А то знаете, что натворил Бугай?
Дружинники уже начали ржать заранее, Ерш чересчур серьезен, даже побледнел, это он умеет, глаза выпучил в страхе, а рассказывает так, что сам трясется:
– Прибежал наш Бугай к Корниле, кричит с порога: эй, волхв! Побыстрее сделай мне отрезание! Ну, наш Корнило удивился, даже забеспокоился: мол, а может, не надо? Бугай настаивает, торопит: побыстрее делай! Волхв опять тянет как у клопа из задницы клей: а как же, мол, ты будешь… А тот слушать не хочет, перебивает, швырнул ему черно-бурую лису, обещает кабана принести, только что убитого, кричит: поторопись, старый хрыч! Ну, нашему Корниле, заботливый или незаботливый, а деваться некуда. Взял острый нож, дал хлебнуть Бугаю дурман-травы, чтоб не так больно было, и все сделал, как тот и требовал. А потом и спрашивает из любопытства: а зачем, мол, это тебе? А тот и говорит гордо: я, мол, беру в жену иудейку, а у них обычай такой! Тут Корнило и спрашивает так это задумчиво: а может быть, ему нужно было сделать обрезание?.. Тут Бугай ахнул: а я как сказал?
Мужики от хохота ползали, двое держали Бугая за руки и плечи, не давали кинуться на Ерша с кулаками. Еще двое отбежали и громко жалели Бугая, сочувствовали, едва не лопаясь от хохота.
– Вот до чего доводит шибко большая дружба, – закончил Ерш очень серьезно.
Бугай рычал, глаза налились кровью. Лещ, посмеиваясь, с разбегу вскочил на коня и ускакал. Слышно было, как заорал удалую песню, но Бугай даже в ней отыскал гнусный намек.
Оглядывался, сжимал кулаки, с кем бы подраться, выместить злость, но его знали, посмеивались, но держались в сторонке. Бугай увидел, как в этот момент из шатра Моряны вышел сгорбленный иудей, которого соплей перешибить просто, еще и подслеповатый, что ли, все морщится, втягивает голову в плечи.
Заорал, как огромный медведь, вдруг научившийся говорить человечьим языком:
– Еще один!.. Эй, ты!.. Она ж на голову выше тебя!
Ламех пугливо оглянулся по сторонам, побелел, видя страшные лица. Перед ним стоял, уперев бревна рук в бока, настоящий великан, Голиаф. Голова его была как котел, глаза как у разъяренного быка. У Ламеха от ужаса отнялся язык. Он услышал смешки, хохот, со страхом и недоумением понял, что смеются и над ним, и в то же время над этим великаном. Собрав все мужество, проговорил осевшим, как весенний снег, голосом:
– Мало ли что кому кажется.
Бугай вытаращил глаза:
– Мне кажется?
– Ну да, – сказал Ламех. Он готовился к лютой смерти и страстно жалел, что Моряны сейчас нет близко. Увидела бы, как он стоит отважно, и… спасла бы, успела. – Она так не считает.
– Чего? – гаркнул Бугай. Не понял, почему ехидные насмешки стали громче. Возвысил голос: – Да ты стань с нею рядом!
– Мы всегда рядом, – сказал Ламех осторожно, стараясь не сердить гиганта.
Неожиданно один скиф, тоже огромный как все скифы, лицо в шрамах, вмешался:
– Да что вы, ребята… Сами знаете, что мелкий дуб растет в корень. Верно, иудей?
Ламех скромно улыбнулся, но смолчал, чтобы не раздражать скифов, только потупил глазки. Судя по его довольному виду, с корнем у него было в порядке. А скиф заорал уже совсем весело:
– А Бугаю вовсе не нужен корень, и без того вон какой вымахал!.. Верно, Бугай? Корень нужен мелкоте, у кого ни роста, ни силы, ни таких рамен, как у тебя! Верно?
Бугай побагровел от такого утешения. Похоже, всю свою могучую стать не считал достаточной платой за слабый или мелкий корень. Удалился под смешки, злой и красный от унижающего мужчин смеха, а страшный скиф похлопал книгочея по сгорбленной спине:
– А ты просто лев, братец!
– Я Ламех, – ответил тот смиренно, – а Лев у нас вон там…
– Да нет, чтобы справляться с нашей львицей, самому надо быть каким зверем! Прикидываешься овечкой?