С десяток кораблей нашли здесь постоянную прописку. Их почему-то никак не могли отремонтировать. В силу особых условий службы, присутствия на кораблях гражданских рабочих основное внимание приходилось уделять мерам производственной безопасности и сохранению остатков воинской дисциплины. Пьянство было основной проблемой. Офицеры пили на берегу, матросы проносили спиртное на корабль. Ситуация усугублялась разговорами о свободе слова, послаблениях в службе, повальной критикой советского образа жизни и, соответственно, требований командования.
— Давай прогуляемся, — предложил Владимир, — покажу тебе интересный корабль.
Друзья снова сошли на берег и двинулись вдоль стоящих кормой к причалу сплошной линии кораблей. Вскоре они молча подошли к высокой корме противолодочного корабля 153-го проекта. В силуэте обезоруженного, с ржавыми бортами, некогда бороздившего своим стальным форштевнем Тихий океан корабля было что-то до боли знакомое.
— Узнаёшь? — спросил Белов.
— Удружил!.. Это же мой корабль… Ему и пятнадцати лет нет, почему его поставили на разрезку?
— Ну, брат, не я решение принимаю. Средств у флота нет, чтобы его содержать. Вот и решено порезать на металлолом да продать в Японию.
— Как это — продать, ему еще в море ходить да ходить, — не скрывая раздражения, ответил Алексей.
— Перестройка закончилась, мы входим в мировую капиталистическую экономику. Поэтому врагов у нас сегодня нет, одни друзья. В кавычках, конечно, — сыронизировал Владимир.
Вместо трапа на корме были закреплены две широкие деревянных доски, по которым они и поднялись на борт. Алексей увидел картину разрухи: темными глазницами зияли проходы в переборках, двери отсутствовали, палуба залита маслом, кругом свалки ржавого железа, обрывки проводов. В рубке дежурного выворочены все приборы, срезана мебель и сейфы. Корабль был похож на искалеченного и израненного бойца. С каждым порывом ветра его корпус стонал, как живое существо в предсмертных судорогах. Но это была не мольба о помощи, а обреченность на смерть стойкого и сильного духом моряка. Он выполнил свой долг до конца, и пришло время погибнуть до срока. Именно это и было обидно.
Алексей полной грудью вдохнул в себя специфический запах резины и топлива вперемежку с солоноватой морской влагой, исходящей с залива. Вспомнил, как жена, стирая его форменную одежду, жаловалась: не могу вывести этот корабельный запах. Она ревновала его к кораблю, на котором он проводил тогда основное время. Коркин поймал себя на мысли, что сегодня сам жалеет свой бывший морской дом. Как сильно он был когда-то привязан к нему. «На корабле дома, на берегу в гостях» — справедливо объясняла его состояние старая флотская поговорка.
Молча и скорбно, как будто возвращаясь с похорон давнего боевого товарища, они покинули борт корабля. Унылое настроение Алексея почувствовал и Владимир.
— Недавно похоронили контр-адмирала Сергеева. Помнишь комбрига в Камрани? — неожиданно сказал он.
— Конечно помню! Замечательный командир. А что с ним случилось?
— Инфаркт. Умер в рабочем кабинете штаба флота. Не выдержал бедлама. А как можно быть безучастным? Всю жизнь отдал флоту. Присутствовать при его гибели для него было смерти подобно. Он же за все переживал. Нет топлива — ругался, звонил в Москву. Нет денежного довольствия — также обрывал у всех начальников провода телефонов. Но все его усилия не давали результатов. Он не понимал или не хотел понимать, что происходит со страной, а значит, и с флотом.
Друзья остановились для того, чтобы скорректировать свои планы. Время близилось к обеду, но на эсминец идти не хотелось. Да и надобности особой не было. Требовалось общение, хотелось высказаться о наболевшем. Белов, как всегда, уловил настроение товарища.
— Пойдем пообедаем в городе? Знаю хорошее кафе. Там тихо и вкусно кормят. Хозяин его, в отличие от других харчевен, которых множество, наш, моряк.
— Согласен. Там поговорим о командировке.
Друзья поднялись по Светланскому переулку и вышли прямо на улицу Ленина, к Дому офицеров.
— Улицу Ленина переименовали в Светлановскую, — равнодушно сказал Владимир.
— В Москве тоже сплошные переименования, да еще памятники с деятелями Компартии снимают, — в тон ему ответил Алексей. — За переименованиями улиц последуют города. — Подумав, он продолжил: — Может, и Дом офицеров флота переименуют в офицерское собрание? Наверное, так и будет, а потом совсем от него откажутся. За изменением названий всегда идет смена идеологии.
— А есть ли сегодня идея и цель у нового Российского государства? — спросил Владимир.
— Сомневаешься или не знаешь? — с горькой иронией спросил Алексей.
— Честно скажу, не знаю.
— Вот поэтому-то у тебя на бригаде и подняли единственный на всем флоте трехцветный российский флаг вместо военно-морского, — с укоризной сказал Алексей. Он произнес это с обидой, как будто флаг был знаменем изменников Родины.
— Было такое дело. Начальник штаба бригады решил отличиться перед новой властью.
— И как власть оценила его поступок?
— Оценила. Стал комбригом и городским депутатом. Но ко мне он мало отношения имел. Скорее ты его воспитывал. Помнишь Парамонова, штурмана твоего сторожевика?
— Он у тебя комбриг? — не скрывая удивления, спросил Алексей.
— А то! Твой воспитанник.
— Да, мало я его учил работе с личным составом, — с досадой ответил Алексей.
— Зато на публику он работает неплохо. Вот, например, построит экипаж корабля, прочитает лекцию по борьбе с неуставными взаимоотношениями, а потом дает команду разложить на палубе аварийно-спасательные средства. Как положено — с топорами, кувалдами и пилами. Говорит, берите, молодые матросы, при мне кувалды и топоры. Бейте ими своих обидчиков. Только при мне бейте, а без меня не нужно. Смех и грех от такого командира.
А вот еще одна недавняя история. Заходит вечером Парамонов на эсминец. Встречает его у трапа моряк без оружия.
— Где твой автомат? — спрашивает у бойца комбриг.
— Упал за борт, утонул, — спокойно отвечает матросик.
— Достать оружие со дна морского, а не то вам всем «тюрьма-берия»! — кричит комбриг.
На корабле собрали всех списанных с плавсостава. Тупых и бесполезных, одним словом, «лумумбы». Собрались вечером эти самые «лумумбы» на корме и решили снарядить водолаза. Нашли самого опытного из тупых. Одели его в фуфайку, ватник, сапоги. Ну, значит, чтобы не замерз на дне морском. А дабы удобнее было искать его в темноте, вручили фонарик, который догадались упаковать в целлофановый пакет, чтобы не промок. На веревке «водолаза» спустили за борт. Блин, а он, как дерьмо, не тонет. Не погружается. Привязали груз, гирю пуда два. Все закончилось тем, что чуть моряка не утопили. А в объяснительных записках в прокуратуру написали, что руководил водолазными работами комбриг. С тех пор ему и дали на бригаде кличку — Комбриг Лумумбы. Его и на кораблях-то не бывает. Все на митингах демократических да на заседаниях городского собрания.