– Ну, за... резонанс!
– Тьфу-тьфу-тьфу! Чтоб тебя, с таким тостом!!
– Да я с чистыми намерениями. Врага надо знать в лицо!
– Природа – не враг. Просто мы слишком мало о ней знаем. – Профессор чокнулся с Талеевым. – А выпить непременно стоит!
Они осушили бокалы.
– Впечатляюще. И весьма убедительно. – Журналист закурил, откинувшись на высокую спинку мягкого кресла. – Я верю вам, профессор. Но еще больше я верю своему другу Редину. Потому что знаю его очень хорошо и уверен: он ни за что бы не... э... устроил это наше свидание, полагаясь только на апокалипсические картины грядущей мировой катастрофы. Зачем вам конкретно понадобился журналист?
– Знаете, Гера, я ведь не рассказал и половины того, что вам необходимо знать. Если, конечно, вы решите заняться этой... историей. К тому же обратиться к вам было нашим с Сережкой совместным решением, – Талеев удивленно посмотрел на своего друга, – не ругайте его! Вероятно, он тоже, как вы изволили выразиться, знает вас очень хорошо и в чем-то уверен. – Гера хмыкнул, но не стал возражать. – Простите, если я не совсем логично и последовательно доношу до вас свои мысли и факты. Я не спал всю ночь: Сергей любезно позволил мне воспользоваться компьютером у него дома, чтобы просмотреть и проанализировать некоторую информацию, которую я получил накануне при весьма... э... странных обстоятельствах...
Талеев выжидательно смотрел на старого подводника. В отношении Редина тот, несомненно, был прав: Сержу нужны веские основания. Что ж, похоже, впереди кульминация.
– ...У меня есть хороший знакомый. Бывший сослуживец. – Валерий Павлович всем корпусом развернулся к устроившемуся на диване Редину. – Ты его не знаешь, он был моим подчиненным в 40 м институте. Очень талантливый молодой человек. Он, как и я, только значительно позже, окончил Военно-морское училище имени Попова в Петергофе, попал на Северный флот, однако с действующих кораблей был быстро списан на берег: обострилось какое-то давнее легочное заболевание. И здесь, слава Фортуне, нашлись люди, которые хорошо помнили по училищу его тягу и способности к настоящей научной работе. Они помогли ему перевестись в одну из новых лабораторий 40 го НИИ ВМФ в Питере. Так он попал ко мне и стал заниматься проблемами локации. Да-да, – это Черемных ответил на вопросительный взгляд Талеева, – именно фазированной антенной решеткой! В это время недалеко от Питера, под Выборгом, началось строительство новейшего секретного радиолокационного узла, и Володя – Владимир Семенович Истратов – перешел туда, став ведущим научным сотрудником. Тогда на территории СССР были развернуты несколько таких – и подобных – станций: в Азербайджане, под Чернобылем, возле Николаева, в Хабаровском крае, Красноярске, рядом с Нижним Новгородом... Да-а а... Счастливое время! – Старый подводник тяжело вздохнул. – Жаль, быстро закончилось. Перестройка, дикие девяностые... Так вот, сначала, когда Володя еще работал в Выборге, мы с ним иногда встречались в Питере. Потом его куда-то перевели, и наша связь надолго прервалась. А года полтора назад он мне позвонил...
Черемных задумчиво повертел в пальцах пустой бокал. Редин воспринял это как определенный знак и тут же наполнил емкость янтарным содержимым, не забыв себя и Талеева. Профессор так же отрешенно поднес бокал к губам и отхлебнул приличную порцию. Похоже, на этот раз он даже не почувствовал вкуса и крепости божественного напитка.
– ...Позвонил... – Валерий Павлович словно очнулся. – Да! Володя говорил удивительно странные и... страшные вещи. Но подтверждал их такими фактами, от которых невозможно было просто отмахнуться. Хотя нет! «Страшное» появилось потом. Оно сосредоточено в этом диске. – Профессор похлопал ладонью по карману своего пиджака. – А тогда мне удивительно и неожиданно было узнавать, что практические работы с использованием авроральных фазированных антенн не только не прекратились, в чем не сомневались даже работавшие в этой области специалисты, как, например, я, но и развернуты со впечатляющим размахом! Это казалось невероятным, потому что на месте РЛС под Николаевом остался лишь частокол из никому не нужных поломанных и ржавеющих антенн, ликвидирована станция Чернобыль 2, на самом ответственном этапе прекращено строительство мощной РЛС под Красноярском, оборудование брошено, а большинство специалистов разбрелись по городам и весям, причем многие оказались в профильных центрах за рубежом. А ведь это – единственная у нас РЛС, сопоставимая по мощности с американской системой ХАРП на Аляске! Продолжает работать, правда, уникальный комплекс «Сура» в 150 километрах от Нижнего Новгорода. – Черемных презрительно фыркнул. – «Работать», ха! Просто влачит жалкое существование на уровне заштатного синоптического центра. Невелик прок и от узла в Азербайджане, Габала 2, которым Россия пользуется на правах аренды. – Профессор перевел дух. – А Володя говорил мне по телефону о сказочных практических достижениях, о воплощении передовых научных разработок, о бесперебойном и совершенно фантастическом финансировании...
– Он был в здравом уме? И вообще, откуда это он «вещал»? Может, как раз из упомянутого вами «профильного центра за рубежом»? – не выдержав, перебил собеседника Талеев.
– Да-да, такая мысль первой пришла мне в голову. Особенно после того, как я по своим каналам собрал полную официальную информацию о состоянии дел с подобными разработками в России: все оказалось именно так, как я вам описал, и был уверен сам – полнейший развал! НИКТО, включая наши центральные органы в Москве, НИЧЕГО не знал ни о каких «блестящих достижениях». Да-а а... А «вещал» Володя откуда-то с Дальнего Востока, из Хабаровского края.
– А там Япония близко. И Китай... – пробурчал себе под нос Редин.
Валерий Павлович строго взглянул на него, и Сергей замолчал.
– Звонки были нечастыми: раз в 2 – 3 месяца. Причем раз от раза они становились какими-то беспокойными, тревожными, что ли. А с полгода назад и вовсе прекратились. Кстати, в ответ на твою реплику, Сережа, Китай ни при чем. В одном из состоявшихся разговоров Володя конкретно уточнил свое место работы: поселок Большая Картель рядом с Комсомольском-на-Амуре. Я знал это место. Там в период бума была построена небольшая РЛС на новейших принципах фазированной антенной решетки. Но, по моим сведениям, и она была заброшена.
– Значит, не была... – задумчиво протянул журналист.
– Но такую секретность практически невозможно организовать! Как это так: Центр не в курсе, что происходит годами на подведомственной ему периферии?
– Значит, можно, – так же задумчиво прореагировал Талеев. – Смотря кто за такое возьмется. И для чего...
– Наверно, Гера, в ваших словах есть правда: потому что раздавшийся у меня месяц назад звонок – после полугодового молчания – был каким-то совсем заполошным и маловразумительным. Вдобавок коротким. Володя говорил о каких-то своих подозрениях, которые он в ближайшее время сможет подтвердить, о своей невозможности продолжать работу, о том, что режим секретности у них превратил Центр в подобие концентрационного лагеря... Это его слова!
– А что за подозрения?