Хазарин смотрел со странной усмешкой. Чуть отодвинулся, сел у стены, прислонившись спиной, уже обеими руками щупал голову, шею, грудь.
– Все еще не понимаешь?
– Нет, – признался Ингвар честно.
– Ну что ж, – сказал хазарин медленно, – если это так, то почему твои сапоги стали… зелеными?
Удивленный Ингвар взглянул на ноги, и в тот же миг хазарин, выдернув руку из-за пазухи, сделал неуловимое движение. Ингвар не видел блеснувшее лезвие, но провел в битвах больше дней, чем прожил в мире, и мгновенно отклонился, едва заметил что-то необычное в поведении противника.
И так же сразу вцепился в кисть руки хазарина, круто повернул, услышал крик. Нож выпал, а хазарин со стуком ударился об пол. Он так и лежал, уткнувшись лицом в пол и хватая ртом воздух. Во всей его фигуре было ожидание скорой смерти.
Ингвар шагнул вперед, рукоять ножа удобно лежала в ладони. Оставалось одним ударом прервать презренную жизнь, но Ингвар ощутил какое-то неудобство. То ли воинское правило, что лежачих не бьют, то ли мечом бы рубанул с охотой, а ножом как-то не по-мужски, то ли просто потому, что хазарин распластался, как раздавленная жаба в пыли, пришлось бы наклоняться, чуть ли не становиться на колени.
Он пнул хазарина сапогом в бок:
– Вставай, тварь.
– Нет, – прохрипел тот. – Не-ет…
Ингвар пнул сильнее, толчком перевернул на спину:
– Вставай, трус!
Хазарин лежал с желтым, как у мертвеца, лицом. В глазах были боль и ужас смерти. Посиневшие губы дергались.
– Пощади…
– Нет, – отрезал Ингвар. – Вставай и дерись как мужчина! Ты еще можешь, как и хотел, убить меня. Ну!
Он отступил на шаг. Хазарин начал приподниматься, стал на четвереньки, но увидел зловещую улыбку на лице руса, внезапно заверещал, упал лицом в пол. Ингвар из несвязных выкриков, полных непередаваемого ужаса, понял, что драться хазарин не хочет ни на каких условиях. Одно дело – нож в спину, стрела в темноте, камень из пращи из-за угла, другое – лицом к лицу, когда можешь убить, но можешь и быть убитым.
Ингвар, злой как волк, пинал его ногами, обзывал трусом, навьем, трупоедом, шелудивым псом, подстилкой для пьяных варягов, однако хазарин чувствовал, что едва поднимется, как тут же падет мертвым от руки руса. Даже если тот позволит взять в руки меч, все равно убьет, это видно по его беспощадным глазам. Этот рус из тех, кто убивает.
Наконец Ингвар, разозлившись и внезапно ощутив себя усталым, выругался в последний раз, бросил резко:
– Ладно, тварь! Живи. Но вот тебе мой наказ. Уходи сейчас же. И чтоб глаза мои тебя не видели.
– Но я…
– И запомни еще: если когда-либо попадешься на глаза, я сразу же посажу на кол. Или велю сперва содрать кожу с живого, а потом все равно на кол. Запомнил?
– Да-да, – пролепетал хазарин, его трясло, на измазанном грязью лице глаза горели злобой, как у загнанной в угол крысы. – Да, я все сделаю…
– Прочь! – заорал Ингвар в дикой ярости.
Ярость была больше на себя, потому что эта крыса пыталась его убить и, может быть, попытается еще. Почему-то не мог убить лежачего, даже такого. Вот если бы тот попытался убить или даже повредить древлянке…
Одна эта мысль привела в такое бешенство, что едва не нагнулся и не ударил, но хазарин уже отполз по-рачьи. В пяти шагах осмелился подняться сперва на колени, затем встал на ноги – все еще сгорбленный, готовый в любой миг распластаться на земле в безопасной позе.
Он пятился до самых дверей, запнулся о занавес, что опускался до пола, пошатнулся, обе руки испуганно шарили позади в поисках дверной ручки.
Ингвар зло усмехнулся, отвернулся от мерзкой твари. Дверь скрипнула, но что-то насторожило, он быстро повернулся и увидел, как из руки хазарина вырвалось сверкающее острие! И понеслось ему прямо в лицо!
Он дернулся в сторону, а рука будто сама по себе бросила в хазарина нож. Рядом с головой глухо стукнуло. Дротик с широким лезвием вонзился с такой мощью, что едва не расколол бревно. Ингвар запоздало понял, почему хазарин так ненатурально шарил по занавеси: искал спрятанное там оружие.
А нож летел прямо в лицо хазарину. Тот непроизвольно закрылся рукой, ухватил нож, но внезапно вскрикнул. Ингвар с недоумением смотрел, как хазарин побледнел еще больше, расширенными глазами смотрел на ладонь, где выступила кровь из пальца.
Подлейший из трусов, подумал Ингвар с отвращением. Не выносит даже вида крови. Своей. Чужую наверняка проливает с наслаждением. Но только когда жертва надежно связана, а то и прикована!
А хазарин судорожно припал губами к ранке, начал сосать кровь, выплевывать, снова сосать и выплевывать. Ингвар вздрогнул от новой мысли. Ему самому приходилось такое проделывать однажды. Тогда шли через земли чуди, а те пользовались и в бою отравленными стрелами, которые боги разрешают только против лесного зверя.
– Отравлено, – сказал он медленно. – Понятно…
Он снял со стены свой двуручный меч. Хазарин, зеленый от ужаса, на миг оторвал губы от ранки на пальце, заверещал:
– Ты обещал!
– Да, обещал, – ответил Ингвар нехотя. – Ладно. Раз обещал, то слово сдержу. Хотя, видят боги, с какой неохотой!
Он окинул его жалкую фигуру с головы до ног внимательным взором, остановил взгляд на лбу хазарина, покачал головой. Хазарин судорожно высасывал кровь, пол вокруг него покрылся кровавыми плевками.
– Благо… дарю, – прохрипел он.
– Не за что, – ответил Ингвар. Глаза хазарина расширились в удивлении, но Ингвар повторил: – Не за что… На этот раз ты перехитрил самого себя.
Хазарин кивнул, соглашаясь со всем, что скажет воевода, в руке которого длинный меч, быстро отсасывал кровь. Рука уже побелела, не успевая нагнетать кровь, пальцы стали дряблыми, словно сутки мокли в теплой воде.
Ингвар сел на лавку, наблюдал. Когда хазарин от усталости замедлил движения, Ингвар сказал негромко:
– Еще одна ранка. На лбу.
Хазарин неверяще провел ладонью по лбу, поднес к глазам. Ингвар не думал, что побледнеть можно еще больше. Из желтого, как мертвец, хазарин стал синим, и губы стали лиловыми. Он закатил глаза, прошептал:
– Кровь…
– Задело кончиком, – сказал Ингвар почти сочувствующе, – а туда языком не достанешь. Вот если бы он был как у коровы… Нет, и тогда бы не достал, пожалуй.
Хазарин дернулся. Губы шевелились все медленнее, будто замерзали в сильный мороз.
– Ты видел…
– Но не я смазал нож ядом, – напомнил Ингвар.
– Ты смотрел на меня… видел, как я пытаюсь спастись… и смеялся!