Закат был кровавым, будто пожары подожгли небосвод, а брызги крови от боев на земле достигли облаков. Весь купол на западе был залит зловещим пурпуром, а темные облака застыли как сгустки крови.
Уже при свете факелов древлян кормили прямо во дворе, а Рудый с Явором размещали их по пристройкам, на сеновале, в амбарах. Ольха им помогала, но отвечала невпопад, мысли были об Ингваре. Тот устранился, словно чувствовал себя опозоренным. Будь его воля, читалось на его хмуром лице, вступил бы в бой и с древлянами. Но поступать надо, как поступил бы князь Олег. Трудно угадать, как бы он поступил, на то он и Вещий, но в любом случае с древлянами скрещивать мечи не стал бы. И вот теперь они в его детинце, то ли союзники, то ли заезжие гости, то ли захватчики.
Рудый зашел непривычно веселый, потирал руки, похожий на большого довольного кота, укравшего целого сома.
– Ребята крепкие… Я им наметил места на стенах. Наши на ногах не держатся, а эти прямо живчики.
Ингвар сидел за столом, подперев кулаками голову. Вид у него был затравленный.
– И они послушались? Что говорят?
Рудый развел руками:
– За них говорит Ольха Древлянская.
– А что… она?
Рудый снова развел руками:
– Она не зря стала княгиней. Понимает разумно.
Ингвар смотрел исподлобья. Голос стал сухим:
– Что есть разумно?
– Она с нами.
– Ты уверен, что ночью не проснемся с перерезанными глотками?
– Нет.
– Почему?
– С перерезанными не просыпаются… – ответил Рудый, и Ингвар вспомнил, что он сам так отвечал Павке. – Ингвар, разуй глаза. Она уже поняла, хоть и не хочет в этом признаться, что железная рука русов необходима на узде славянского коня. Ты видишь пожары, кровь, междуусобицы?.. И она видит тоже. Ведь вы смотрели с одной башни, верно?
– Да, – ответил Ингвар. – Но боюсь, что в разные стороны.
Звезды высыпали яркие, налитые брызжущим соком. Узкий серп месяца иногда терялся в темных комках облаков, и земля за стенами детинца погружалась в черноту. Ингвар свешивался через край, всматривался до рези в глазах. Все время чудилось, что кто-то ползет, подбирается к стенам, слышно, как шелестит трава под сапогами, вон даже поблескивают окованные концы лестниц и крюки на концах.
На башнях слышались приглушенные голоса. Рудый ли обманул, или сам обманулся, Ольха ли его обвела вокруг пальца, но из трех стражей на каждой башне двое были лохматыми, в звериных шкурах. На иных постах стояли вообще только эти люди в шкурах. Ингвар стискивал зубы, молча чертыхался. Теперь здесь все в руках древлян. А если откроют ворота врагу?
Он проверял стражу, прислушивался к разговорам. Похоже, древляне все-таки готовы оборонять детинец. Хотя радоваться рано. Они могут оборонять его для себя. Они всегда враждовали с полянами. Единственный раз шли вместе, это когда изгоняли варягов, захвативших их земли…
А теперь изгоняют русов, подумал он горько. И лишь потому действуют сообща. До поры до времени!
Утром прибыли люди, назвавшиеся купцами. У этих бродяг были белые холеные руки, не знающие тяжелого труда, не державшие оружия тяжелее ложки. Ингвар поговорил с ними, поверил, что в самом деле багдадские купцы. Правда, иудеи, но не хазарские, с хазарами что-то не поделили, а истинные, правильные. Конечно, и хазары называют себя единственно верными, угодными своему богу, и кулик только свое болото хвалит, потому Ингвар в вопросы веры не вдавался, а расспрашивал о делах в окрестных племенах и землях.
Иудеи, раньше других в поисках выгоды начавшие бороздить дикие земли севера, уже держали при себе подробные карты, где были нанесены реки, озера, болота, холмы, а также границы племен. У них были даже списки имен вождей, их жен и любимых женщин, благодаря чему успешно покупали и продавали в их землях. Из Багдада и жарких стран привозили паволоку, редкой красоты кинжалы, украшения из золота, а здесь скупали едва ли не задаром полон – при этой резне вон его сколько! – спешно перегоняли на Восток.
Сруль, сын Исхака, неторопливый и всегда размышляющий над каждым словом, долго жаловался на беды своего народа, рассказывал, как в один день потерял все дома, склады, корабли, жен и даже наложниц.
Ингвар нетерпеливо слушал, наконец оборвал:
– Точно видел войска русов на кордоне?
– Клянусь, – ответил Сруль. – Спят в доспехах, положив голову на мечи. О, почему бог допустил такое беззаконие? Почему снова рухнула твердая власть?
– И ты о ней мечтаешь? Но славяне ее не хотят.
– Безумные! Они не зрят своей гибели.
Ингвар усмехнулся:
– Твердую власть надо удержать еще по одной причине… Народ разозлен. Горлопаны орут, что проклятые жиды тому виной, скупили все и всех. Вот-вот выйдут и здесь с топорами! Как вышли в Киеве. Перебьют все ваше племя.
Сруль спросил с надеждой:
– А ежели, да поможет тебе и наш бог, удастся одержать победу?
Ингвар усмехнулся:
– Тогда все на радостях выкатят бочки с брагой и пивом на улицы, перепьются на радостях… и устроят резню проклятых жидов.
– И что же делать?
– Гм… ну, резня, – сказал Ингвар успокаивающе, – еще не истребление, как было в Египте, если князь не приврал. Ты там не был?
Сруль вздрогнул:
– Где?
– В Египте. Когда вас там истребляли. Князь говорил, что вы как-то убежали.
– Нет, – ответил Сруль с запинкой, – это случилось еще до моего рождения…
Ингвар с сомнением посмотрел на его седую бороду:
– В такую давнину? Уже тогда ваше племя так не любили?.. Дыма без огня не бывает.
– Да, – вздохнул Сруль печально, – ты прав, воевода… Вон у вас есть такой воевода по имени Рудый. И умен, и красив, и добр, а его никто не любит, ибо выигрывает хоть в кости, хоть в кидалку, хоть в тавлеи.
Ингвар кивнул:
– Ты прав. За это можно даже возненавидеть. Так вы и Рудого знаете?
Сруль зябко передернул плечами:
– Не напоминай нам об этом человеке! Его знают у нас, еще как знают. Где пройдет Рудый, там трем раввинам делать нечего.
В коридоре послышались голоса, страж потребовал тайное слово. Раздраженный голос рявкнул нечто такое, что страж умолк как рыба в глыбе льда.
Дверь распахнулась, ввалился Рудый. Хмуро взглянул на Сруля, тот поднялся, но Ингвар жестом усадил на место.