Среди ошарашенного молчания кто-то вспомнил:
– А Олег как раз помер наглой смертью! Он мужик был здоровый. Жил бы еще да жил!
– Да, – поддержал другой, – такого и колом не добьешь!
А третий, самый сообразительный, выкрикнул с радостным недоверием:
– Как, говоришь, вызывают из мира мертвых?
Рудый развел руками:
– Ну, я не волхв… Хотя если по правде, то поучаствовал… Могу рассказать все обряды, поучить.
«Где ты только не участвовал», – подумала Ольха, а Ингвар за ее спиной хмыкнул и ругнулся сквозь зубы. Если Рудый и оказался на вызывании Руса, то либо явился туда что-то спереть, либо уже спер и не успел выбраться. Да и виданное ли дело, чтобы вернуть оттуда, откуда не возвращаются? Какую-то каверзу задумал снова.
Кремень поднялся, упираясь обоими кулаками в стол. Глаза его из-под нависших кустистых бровей смотрели зло, подозрительно, но и с надеждой.
– Рудый! Твои дурацкие шуточки и в подземном мире знают. Говорят, от них Ящер до сих пор икает. Но ежели ты и сейчас… то это дорого тебе обойдется!
– Да, – пробурчал рашкинец, – над бедой не шуткуют.
Рудый простер в обе стороны длани, требуя внимания:
– Да будь я проклят… ладно, я и без того… Словом, ежели вру, то можете меня сами порубить на куски. Спорить не буду. Но я в самом деле подсмотрел, как вызывать человека из мира мертвых! И я готов помочь, ежели воля ваша тверда, а желание вызвать его обратно – сильнее жажды напиться и побить друг другу морды.
Он поймал внимательный взгляд Сруля, подмигнул. Тот поспешно опустил глаза в миску. Тучный боярин, что сидел рядом с иудеем, сказал недоверчиво:
– Если бы можно было вызывать из подземного царства, то сейчас бы тут одни мертвяки ходили!
Его поддержали нестройные голоса. Рудый снова поднял руки:
– Тише! Ты кто, полянин?
– Пермяки мы.
– Так вот, из вашего вирия, может быть, и нельзя, а из нашего, вирия русов, можно. С трудом, но можно.
Кремень все еще мерил Рудого недоверчивым взглядом.
– Из нашего тоже нельзя. Никто и не слыхивал…
– Ты тоже пермяк соленые уши? А, у вас один вирий на двоих! А то и один на всех славян? Бедно живете, братцы! Тем более надо прибиваться к нам, русам. У нас все дни пируют, баб да девок на сеновал таскают… На чужие вирии да раи набеги делают. На христианский рай нападают, убивают, насилуют и уводят в плен… всех забав молодецких не перечесть! Весело живут.
Ольха задержала дыхание. Если то, что рассказывает Рудый, хоть чуточку правда, а всей правды Рудый никогда не скажет, то русам в самом деле достался вирий на славу.
Кремень крякнул досадливо, пробасил:
– Что, говоришь, для этого надобно?
– Для вызывания великого князя? Я же сказал, что, во-первых, ваша воля должна быть крепка, как черный булат, а редко когда за одним столом собираются такие сильные и волевые люди… а во-вторых, вызвать можно не любого, а только помершего безвременной смертью… А еще он сам должон быть человеком необыкновенной силы и воли. Часто ли такое совпадает?
Теперь на него смотрели уже внимательнее, с надеждой. Вещий Олег не был простым смертным, как и они не считали себя простыми и слабыми: сильнейшие воеводы, бояре, военачальники.
– Как? – спросил Кремень в упор.
Рудый начал загибать пальцы:
– В жертву подземным богам надо принести троих людей и двух женщин… обязательно девственниц, одну козу, черного петуха, ибо в подземном мире светит черное солнце… ага, летучую мышь, тоже по той же причине. И еще – девяносто девять муравьев с метелочками на сяжках и четыре десятка божьих коровок с одной точкой на спине.
Кремень тоже загибал пальцы. Ольха заметила, что и другие морщат лоб, запоминая, переваривая сказанное. Кремень спросил подозрительно:
– Ничего не забыл? Не перепутал? А то потом начнешь: я не я, коза не моя, и кто вы такие…
Рудый обиделся:
– Думаешь, я не хочу возвращения Олега? Это все байки, что он меня обижал. Я за ним пошел еще с острова Буяна, когда он явился Рюрика звать! И не пожалел. А помню все, потому что Руса мы только с третьей попытки…
Кремень поднялся, суровый и насупленный. Огляделся. Русы смотрели на него с ожиданием. Их сил, как он понимал, маловато, чтобы вызвать Олега из преисподней. Нужны еще усилия вождей и воевод этих земель, сама земля славянская питает к ним больше веры.
– Начинаем, – распорядился он, беря бразды правления в руки. – Людей и женщин, а также козу и петуха сами найдете, вам виднее, а я со своими людьми выйду муравьев искать.
– И я, – сказал кто-то из бояр. – Это ж сколько надо переловить?
– И я пойду, – вызвался рашкинец. – Со своими людьми. Чем скорее найдем, тем меньше крови прольется.
– И я, – послышался голос.
– И я…
– Я тоже!
– Я пойду…
Едва забрезжил слабый рассвет, уже все были на ногах. Воздух был холодный и острый, как нож для разделки рыбы. Ингвар остался в тереме готовить людей, женщин, козу и петуха, волхвы спешно ставили жертвенник, расчищали место, а Кремень с возбужденно гудящей толпой отправился в лес.
Асмунд, несмотря на слабость от ран, тоже взгромоздился на коня, пустил его шагом вслед за отрядом Кременя. Рудый ехал рядом, пытался поддерживать друга, Асмунд побледнел даже от тихого хода, но оскорбленно огрызался.
В лесу листья блестели, покрытые утренним инеем. Хмурые люди разбрелись, выискивая деревья, где в дуплах прячутся на зиму божьи коровки, не все же улетают в теплые страны, другие присматривались к траве, искали муравьев.
Асмунд слез с помощью Рудого, посидел на пне, отдышался. Рудый вытащил из седельной сумки баклажку:
– На, согрейся.
– Буду искать твоих муравьев, – пробурчал Асмунд, – согреюсь.
Рудый сказал торопливо:
– Без тебя найдут! Смотри, сколько народу ищет!
– Нет, я тоже искать буду.
– Дурак, – сказал Рудый.
Было видно, что он хотел сказать что-то еще, но сдержался, только ходил рядом с Асмундом, следил, чтобы тот не перетрудил раны. Асмунд же, наползавшись на брюхе среди травы, проворчал:
– Так уж нужно именно с одной крапинкой? А если с двумя?
– Да они вообще не нужны, – ответил Рудый беспечно. – Но надо же дать людям почувствовать свою полезность?
Асмунд вспыхнул, видя, как сотни здоровенных мужиков ползают по лесу, опустив носы, как псы охотничьи, к земле, переворачивают коряги, ловят муравьев, рассматривают их метелочки на усиках, снова ползают, а другие рвут штаны на деревьях, ловят божьих коровок, но тоже по большей части выпускают на волю.