Вождь заколебался, его ненавидящий взор отыскал Любаву. Она стояла рядом с Павкой, прижималась к его плечу. Глаза ее были затуманены, по губам блуждала слабая улыбка.
– Еще одно дело, – сказал вождь угрюмо.
– Говори, – поощрил Ингвар, но голос его потвердел.
– Наш град был захвачен предательски.
– Для нас это военная хитрость, – прервал Ингвар. – Что ты хочешь? Говори короче.
Вождь посмотрел на него налитыми кровью глазами. Рядом сопел и стучал в землю посохом дряхлый волхв. За спинами дружины русов нарастал ропот. Любава ничего не слышала, куталась в расшитый бирюсой платок. Павка уловил кивок воеводы, оставил девку и поспешил на крыльцо.
– Русы, как я слышал, тоже тверды в слове, – заговорил вождь медленно. – И своих людей не выдают. Как и тех, кто им доверился. Но мы же предателей караем нещадно! И от этого правила отцов не отступим.
Рутуллы заорали, загукали, поднялся лес рук. Кулаки у лесных рутуллов были не намного мельче кулаков русов. Любава вздрогнула, впервые ощутила неудобство, отступила к самой стене терема под защиту длинных мечей русов.
– Это единственное препятствие? – спросил Ингвар медленно. Скулы его напряглись, черты лица стали хищными.
– Да, – ответил вождь гордо. Он огляделся, рутуллы одобрительно загудели. – Но я не вижу, что сможете сделать. А без этого мира не будет. И дани не дадим.
Ингвар кивнул, спросил громко:
– Русы! Что в награду возжелала эта женщина?
Рутуллы замолчали в ожидании, а от русов загудело нестройное:
– Баба…
– Что еще на уме?
– Так и сказала: «То, что носите на левой руке…»
– Понятное дело…
Ингвар с усмешкой повернулся, посмотрел на Любаву. Она чуть побледнела, в глазах появилась неуверенность, но в пышной фигуре страха не было. Во всех племенах были наслышаны о верности слову русов. И о том, что своих друзей никогда не выдают. А силой отнять нечего и думать, русы свирепы, как буря, и сильны, как дикие туры.
– Так расплатимся же! – сказал Ингвар громко.
Он сунул меч в ножны, вытащил левую руку из широкой ременной петли щита, быстро и сильно швырнул. Лишь на мгновение замешкались трое его телохранителей. Их тяжелые щиты, у кого окованные железом, а у кого и цельножелезные, полетели в Любаву.
Не оставляя копий, которыми сдерживали толпу рутуллов, русы из сотни Влада дружно взмахнули левыми руками. Щиты взлетели в воздух, как стая железных птиц, на миг затмили солнце. Взвился и оборвался, сменившись хрипом, отчаянный женский крик.
Щиты стучали уже друг о друга, гремели, образовав пологий холм. На стене терема появились свежие зарубки от ударов железными краями. Щиты, словно черепахи, двигались, засыпая, замирая, наконец застыли, а с ними затихли и стоны.
В мертвой тишине Ингвар повернулся к вождю:
– Что скажешь теперь?
Тот застыл с вытаращенными глазами. В лице было безмерное удивление. Толпа рутуллов потрясенно молчала, еще по лесному тугодумию не поняв, что стряслось.
– Да, но…
– Что еще? – потребовал Ингвар.
– Ну… вы, ребята… Не ожидал. Да и кто бы…
Ингвар кивнул, его взгляд отыскал превратившуюся в каменный столб Ольху. Боян с готовностью подтащил ее ближе. Русы сомкнулись вокруг воеводы, Ингвар спустился с крыльца. Рутуллы потрясенно смотрели на гору щитов, под которыми была погребена та, которая не подумала, что на левой руке русы носят не только легкие браслеты, но и тяжелые щиты.
Ингвар прошел мимо вождя, задев его плечом. Они на миг сомкнули взгляды, и старый рутулл, отвечая на невысказанный вопрос руса, медленно кивнул и чуть раздвинул губы в восхищенно-осуждающей усмешке. Ингвар неспешно двигался прочь от княжеского терема. Рутуллы возбужденно галдели, как стая галок, суетились, а русы уже разбирали щиты и быстро отступали, сдвигая ряды.
Ингвару подвели коня, он неспешно поднялся в седло. Огляделся, вскинул руку:
– Прощайте!.. Увидимся через полгода. Зимой.
И первым повернул коня к воротам. Конников с ним было не больше десятка, на коне через стену не перелезешь, но Павка свистнул по-разбойничьи, навстречу побежал отрок с двумя конями в поводу. Боян и Павка помогли Ольхе взобраться в седло. Боян развязал ее руки сзади и связал спереди. Ольха ухватилась за луку седла. Павка взял ее коня за узду, снова свистнул. Их кони галопом понеслись в раскрытые ворота.
Все это время Ольха чувствовала пристальный взгляд. Ей не надо было оглядываться, чтобы увидеть, кто смотрит на нее неотрывно и хищно. Это ощущение между лопаток она не спутает ни с каким другим.
Сквозь конский топот услышала рассудительный голос Бояна:
– Не тужи по бабе, бог девку даст.
– Да ладно тебе, – донесся раздраженный голос Павки. – Я сам испугался, когда ее увидел… Целый стог! Чуть не удавила. В прошлый раз, клянусь, в самом деле была камышиночкой.
– Да, – пробурчал Боян. – Толстая девка – это уже не та сладость. Не понимаю, зачем славяне их так откармливают? Но, говорят, боги таких любят больше. Недаром же их всегда первыми волхвы берут в жертву богам? Или это по старому доброму правилу: на тебе, боже, что нам негоже?
– Худую бы я не отдал, – заявил Павка.
Некоторое время Ольха не слышала их разговора, копыта стучали чересчур громко, потом пошли по мягкой траве, и до ее слуха донесся уверенный голос Бояна:
– Ингвар придумал бы, как взять так ли иначе. А как он понял, что ее не жалко?
– На меня посмотрел, – признался Павка нехотя.
Опять Ольха долго слышала лишь перестук копыт, а затем донесся задумчивый голос:
– Да… Он умеет не только смотреть, но и видеть. Как думаешь, рутуллы дадут дань?
– Дадут.
– Взяли врасплох. Теперь могут подготовиться лучше.
– Ты ж знаешь, он их уже завоевал по-настоящему. Да не мечами вовсе… А когда ту девку щитами забросал!
Проклятый, подумала Ольха с ненавистью, сквозь которую пробивалось странное восхищение. Он в самом деле завоевал рутуллов. Сердца завоевал. А это самое коварное и подлое завоевание.
Руки ее оставались свободными, однако ноги ей связали у коня под брюхом. Соскочить на скаку нечего и думать, а чтобы не умчалась вместе с конем, его длинный повод привязали к седлу коня Бояна.
Ингвар дважды оказывался рядом, на скаку проверял придирчиво узлы. Бросил ободряюще:
– Вечером будем в Киеве!