Пипа охватило праздничное настроение. Ведь он сидел с настоящими дикарями в настоящем тропическом лесу и подстерегал настоящего тигра! Вот она — сбывшаяся мечта!
Потянулись долгие минуты, часы… Запорхали, зашуршали в воздухе крыльями, запищали всякие ночные создания. Вот и какое-то большое животное затопало в темноте…
Но все внимание охотников было направлено на ложбинку, чуть различимую в ночи: нельзя пропустить тот короткий момент, когда зверь пройдет по ней. Натруженному, утомленному глазу все время казалось, будто зверь уже крадется.
Прошло два часа, три. Хаон встревоженно заерзал.
— Неудача! — сердито прошептал он. — Кажется, ветерок дует нам в спину!
Ветер был такой слабый, что только Хаон и смог почувствовать его. Проводник помолчал, прислушиваясь, и опять зашептал на ухо Пипу:
— Придется дожидаться второй половины ночи. Хотя надежды мало. Пока что мы можем немного поспать.
Но какой там сон! Даже сам Хаон, отлично изучивший привычки тигра, и тот не мог не следить за ложбинкой. Все казалось, что зверь вот-вот появится. В двенадцатом часу охотники начали клевать носами, праздничное настроение Пипа развеялось. Он чувствовал лишь усталость, словно где-нибудь на станции в ожидании поезда. Бодрее держался Хаон, считавший себя ответственным за всю эту операцию. Только Нонгу было все равно, придет зверь или нет, и он спокойно и крепко уснул.
Над лесом всплыла луна, осветившая ложбинку. Хаон растормошил товарищей. Сна как не бывало. Все опять напряженно всматривались туда, где должен был появиться тигр. И вот позади послышался шорох, треск, мелькнуло в воздухе что-то темное, с глухим ворчанием бросилось на охотников. Тигр! Но расстояние, высота и сучья помешали: зверь только дотронулся лапой до настила, задел ногу Хаона и сорвался вниз. Хаон вскрикнул, выпустил винтовку, однако удержался, вцепившись за сук. Пип так растерялся от неожиданности, что потерял равновесие и едва не свалился. И только Нонг, сидевший отдельно, в развилине, успел послать пулю в спину тигра.
Жуткий звериный рев прорезал ночь. Хищник вскочил еще раз, но тут уже и Пип послал свою пулю. А сверху на тигра струей лилась кровь Хаона. Когда несчастного сняли с дерева и осмотрели рану, оказалось, что тигр вырвал у него из ноги кусок мяса. Рана была большая, страшная, но жизни проводника не угрожала.
Чтобы остановить кровь, рану перевязали листьями, а под коленом наложили жгут. Нонг сбегал к стоянке, привел носильщиков и мула. И вот процессия двинулась в обратный путь: впереди двое туземцев несли Хаона на самодельных носилках, а за ними Пип и Нонг вели упирающегося, дрожащего от страха мула, который вез на своей спине труп огромного тигра. Двенадцать километров до своего лагеря они шли шесть часов.
— Как все это могло произойти? — спросил Пип у Хаона, когда они были дома.
— Это самое легкое наказание Хаону за его глупость, — ответил тот с кривой усмешкой. — Во-первых, я должен был знать, что ветерок уже испортил нам все дело, а во-вторых, — и это самое главное, — должен был помнить, что рядом с нашим деревом возвышается берег, с которого легко допрыгнуть до помоста. Будь расстояние поменьше, пришлось бы еще хуже. Матьян хитрый: он услышал нас раньше, обошел вокруг и напал сзади. Стыдно Хаону: анак (дитя) этого не сделал бы. Бодок (глупый) Хаон!
Старый охотник на тигров, казалось, больше переживал свою неудачу, чем боль от раны.
— Что же теперь делать? — нерешительно спросил Пип.
— Туан говорил, что хочет навестить бадувисов, — ответил Хаон. — Если он не отказался от своего намерения, можно направиться к ним. Там меня быстро вылечат. Туда значительно ближе, чем в Тэнанг.
Пип охотно согласился, так как это совпадало с его желанием.
Начали готовиться в дорогу. Нужно было привести в порядок тигра и вообще всю свою добычу, сделать для Хаона хорошие носилки. Да и отдых был необходим всем охотникам.
Покинули стоянку в полдень. Лежа на носилках, Хаон указывал дорогу, за ним шел Пип, а сзади Нонг вел мула, несшего значительно потяжелевший груз добычи.
Когда экспедиция скрылась в чаще, из ближайших кустов вышли два яванца в накидках и платках на головах. В руках они держали отличные винтовки.
— Какой нам смысл возиться с ним? — сказал один из них. — Не лучше ли было сразу покончить? Все равно он наш враг!
— Раз приказали, значит, так надо, — ответил другой. — Не забывай, что у них должно создаться впечатление, будто здесь никого нет. Оранг-улянды [23] уже успокоились и радуются, что все тихо. Зачем же разоблачать себя?
И оба медленно направились вслед за экспедицией.
В гостях у бадувисов. — Под охраной табу. — Праздник обезьян. — Дипломатия Пипа. — Чудеса пятирукого бога. — Добровольный мученик. — Вождь-привидение. — Экскурсия в окрестности. — Долина гейзеров. — Искушение. — Пип исчез.
Изнурительна и трудна была дорога, особенно с носилками и перегруженным мулом. В довершение опять начались болота. Только после захода солнца выбрались путешественники на сухое место.
— Теперь я понял, каким образом бадувисы сохранили свою независимость, — сказал Пип, когда, наконец, остановились на ночь.
— Это последнее болото, — успокоил его Хаон. — Дальше пойдет гористая местность.
И действительно, дальше дорога поднималась все выше и выше. Бадувисские поселки, казалось, уже совсем близко, но проходил час за часом, а они все еще были далеко. Никакой дороги, конечно, не было. Приходилось все время или петлять, отыскивая проходы среди скал, или карабкаться по кручам. А тут еще носилки и мул. Все выбились из сил, хотя отдыхали раз десять.
Плохо чувствовал себя и Хаон, хотя по другой причине. Он считал себя здоровым, только двигаться не мог, и с горечью наблюдал за тем, с каким трудом тащат его товарищи на гору.
Не больше пятнадцати километров нужно было им пройти, а заняло это весь первый день и половину следующего.
Наконец добрались до поселка. Вблизи его и селением-то назвать нельзя было: просто хижины, разбросанные на значительном расстоянии одна от другой. Построены они были главным образом из камня, а некоторые даже вырыты в горе. Окон в хижинах не было, вместо дверей — дыры, которые, очевидно, никогда не закрывались.
Все поле хозяина находилось тут же, вокруг хижины. Росли на нем кукуруза и рис. А больше не было ничего, — ни животных, ни телег, ни инструментов. Лишь плетеный сарай свидетельствовал о том, что в него все же что-то кладут на хранение.
Возле каждого дома был сад, если можно назвать садом плодовые деревья, в беспорядке растущие среди скал. Может быть, их никто и не садил, а просто они выросли сами, как те, что виднеются дальше, за поселком…