Наконец взобрались на самый верх, к сложенному из сучьев шалашу, перед которым горел костер, словно маяк, направленный в сторону моря.
Океан чернел и дышал где-то глубоко внизу. Шум волн едва доносился. А позади в диком беспорядке громоздились горы. Хотя и нельзя было рассмотреть их в темноте, но чувствовалось, как напирают они на берег.
— Как же вы добрались сюда? — с уважением спросил Сидан.
— Когда нужно — везде пройдешь, — усмехнулся товарищ.
— Есть ли близко люди? Бывают ли здесь голландские собаки?
— Очень и очень редко, потому что заселить эти горы почти невозможно, да и доступа к морю нет. Кое-где, правда, встречаются хижины, о которых, кажется, не знает ни бог, ни люди. До ближайшего более-менее значительного селения по прямой километров двадцать — тридцать, но чтобы дойти туда, нужно три-четыре дня.
— Тем лучше! — удовлетворенно сказал Сидан. Долго еще разговаривали товарищи и улеглись отдыхать только перед рассветом. Л с восходом солнца были уже на ногах.
При дневном свете окружающая местность производила еще более суровое впечатление. Легкий свежий ветерок морщил темно-синюю поверхность океана, и она искрилась под лучами солнца, как рыбная чешуя. Среди рифов по-прежнему пенились буруны. Скалы утратили свою таинственность, зато суровая мощность их увеличилась. Камни и лес, лес и камни, — больше и нет ничего. Лишь дальше на запад вьется дымок вулкана.
В самых недоступных трещинах со стороны океана прилепились к скалам тысячи гнезд ласточек-саланганов. Сверху открытые, не замурованные, как у наших ласточек, они напоминали чашечки. В одних можно было разглядеть по два белых яйца, в других — наседок. Ласточки тучами вились над скалами, оглашая воздух своим криком.
— Да тут и пища есть, — сказал Сидан, показывая на гнезда. — Когда нечего будет есть, поживимся гнездами.
— Не очень, — улыбнулся Сурат, — это ведь не настоящие саланганы, они примешивают в свои гнезда растения. Будь они чистыми, за ними явились бы люди.
«Чистые» саланганы лепят свои гнезда только из собственной слюны. Высыхая, она становится похожей на студень. Саланганы четырежды в год выводят детей (по двое), и каждый раз лепят новое гнездо. Лучшими гнезда бывают тогда, когда птенцы только начинают обрастать пухом; такие гнезда белые и прозрачные. Стоит птенцам покрыться перьями, как гнезда чернеют и становятся непригодными в пищу. Европейцы считают, что вкус салангановых гнезд не слишком приятен, а китайцы платят за них рублей по восемь за килограмм (столько весят около ста сорока гнезд).
Больше всего понравилось посланцам с корабля то, что нигде не было видно следов человека. Будто попали они куда-то на край света.
— Все это хорошо, — сказал, наконец, Сидан, — но сможет ли сюда подойти корабль?
— Посмотри, — подвел его Сурат к краю стены, откуда открывалось как на ладони не только все побережье, но и дно океана. Обозначались и отдельные камни под водой, которые нельзя заметить, находясь внизу. Видны были глубокие и мелкие места. А на сотню шагов вправо виднелся довольно удобный проход между рифами.
— Нет надобности и специальное обследование производить, — сказал Сурат, — отсюда все видно, лучше некуда!
— Какова ширина и глубина прохода? — Можно измерить.
Сидан окликнул товарищей в лодке:
— Подъезжайте туда, правее, измерьте глубину и ширину прохода!
Люди на лодке по указаниям сверху занялись промерами. Ширину прохода измерили легко, она оказалась достаточной для корабля, а вот с глубиной получилось хуже: шлюпку стремительно сносило течением. Пришлось наскоро прикинуть веслом.
— Футов около восьми! — крикнули снизу.
— Плохо! — нахмурился Сидан. — У корабля осадка тринадцать футов. — Что сейчас, отлив или прилив?
— Самый полный отлив, — ответил Сурат. — Прилив начнется после полудня. Значит, следующий — после полуночи.
— Высоко ли он поднимается?
— Вчера, например, совсем покрыл вон ту скалу. Сидан посмотрел на нее и повеселел: скала выглядела довольно высокой.
— Ребята! Прикиньте высоту вон той скалы! — опять крикнул он вниз.
— Футов десять! — последовал ответ.
— Очень хорошо! — совсем просиял Сидан. — Значит, в прилив будет восемнадцать футов!
Проверили глубину и в других местах по пути к фиорду, измерили расстояние от барьера до прибрежной стены, чтобы узнать, сможет ли корабль повернуть в сторону. Результат оказался не очень утешительным: расстояние едва перевышало длину корабля. Пожалуй, не слишком развернешься…
— Ну, как? — сказал Сурат. — Ничего не поделаешь, придется брать немного наискосок и тянуть канатами. Их можно будет закрепить за скалы.
Обсудив все возможности, подготовились и стали ожидать вечера. Около часа дня начался прилив, и мерная скала действительно скрылась под водой. Значит, с этой стороны все обстояло благополучно.
К вечеру лодка вышла в море. Прошло полчаса, час, а в океане все еще ничего не было видно. Стало совсем темно, но ни корабль, ни катер не появлялись.
Руки с веслами беспомощно опустились, шлюпка остановилась.
— Оружие! Столько оружия погибло! — застонал
Сидан, и стон его острой болью отозвался в сердцах товарищей.
И только после этого они подумали о судьбе тех, кто был на корабле…
* * *
Корабль плавно раскачивался на спокойных волнах Индийского океана. Время от времени он продвигался на несколько миль, на которые сносило его течением и ветром, а потом опять застывал, будто охваченный сном. Вокруг — ни живой души.
После полудня послышался тревожный крик часового:
— Дым слева!
В ту сторону моряки тотчас направили несколько подзорных труб. На южном горизонте чуть виднелся корабль, но чей он, каким курсом идет, на таком расстоянии не определишь.
Матросы поглядывали на командиров, ожидая приказа: уходить или готовиться к борьбе?
А те продолжали следить за судном, обмениваясь короткими репликами:
— Регулярные корабли здесь не ходят. Значит — случайный…
— Как видно, идет из Австралии…
— Смотрите, это же английский дредноут! И идет на северо-запад. К нам он никакого отношения иметь не может.
— Но зато может сообщить голландцам, что видел нас возле берега Скал Ласточкиных Гнезд. А это плохо!
— Не показать ли ему, что мы идем в другую сторону?
Через несколько минут «Саардам» направился на юго-запад, как бы в Африку. Пути обоих кораблей должны были скреститься. Мощное стальное четырехтрубное страшилище приближалось так быстро, что встреча должна была состояться на меньшей дистанции, чем бы этого хотелось инсургентам.