И вот корабль счастливо выбрался в океан!
Началось сердечное прощание, пылкие пожелания.
— Держитесь, товарищи! — говорил Гудас. — Наступит время, к вам пришлют за оружием. А нужно будет, придем на помощь и мы!
Вскоре все сто человек вернулись на берег и с невольной грустью следили, как их корабль тает в голубом просторе океана.
Что его ждет там? И что их тут ждет? Встретятся ли когда-нибудь? Будто опустело все вокруг, будто они потеряли свой дом…
А в это время далеко-далеко на горизонте уже чуть виднелось маленькое облачко дыма…
У его величества нет денег. — Запасный император. — Взаимоотношения «братьев». — Царский праздник. — Бой зверей. — Сиятельные революционеры. — Ответственная поездка.
Его величество сусухунан Паку-Бувоно… и т. д. сидел в своей комнате и разглядывал альбом с орденами и медалями всего мира. Сусухунан очень любил эти игрушки и заучивал на память все медали и почетные знаки. На нем самом было сейчас нацеплено много орденов, в том числе и недавно полученный орден Нидерландского льва.
Императору было за пятьдесят, хотя по внешнему виду никто бы этого не сказал: нарисованные тушью борода, усы и брови делали его молодым. Одет он был в пестрые шаровары и саронг с накинутой поверх него черной бархатной курткой. На босых ногах — туфли с бриллиантами, на голове — высокая черная шапка, какую носили еще португальцы триста лет назад.
Комнату украшала древняя яванская мебель, ковры, оружие, а рядом с ними — европейские столики, стулья, парижские статуэтки, фотографии и прочие атрибуты европейской цивилизации.
Тихонько открылись двери, и в комнату, склонившись в три погибели, вполз важный старый муж.
— Пусть охраняет аллах великого сусухунана!
— Что скажешь, Радан-Бого?
— Извини, великий император! — Радан-Бого протянул вперед сложенные ладонями руки. — Мои поганые уста должны обидеть твои царские уши.
— Что, что случилось? — забеспокоился сусухунан.
— На праздник, назначенный вашим величеством через пять дней, не хватит денег.
Сусухунан поморщился, точно в нос ему влетела муха.
— Неужели ты не можешь сам решить все это?
— Пусть будет свидетелем моих слов сам аллах: все, что можно было, я сделал, но нужную сумму достать не могу.
— Обратись к резиденту, пусть он даст! В счет тех, что полагаются, — нетерпеливо ответил сусухунан.
— О, великий царь царей! Мы уже получили сполна, все восемьсот тысяч гульденов, а до конца года еще четыре месяца…
— Разве нельзя наскрести за счет каких-нибудь налогов? Не идти же мне самому собирать деньги с подданных! — рассердился сусухунан.
— Пусть аллах успокоит твой справедливый гнев, о могущественный владыка нашей жизни! На эти деньги мы и живем: все, что можно собрать, давно собрано.
Сусухунан начал нервно перелистывать страницы альбома, но не сдержался и отбросил его прочь: — Что же ты посоветуешь? Радан-Бого склонился еще ниже:
— Смеет ли советовать твоему величеству ничтожный слуга? Твоей мудрости самой известно, что придется потребовать деньги у резидента вперед.
— Так и обратись к нему от моего имени!
— О, несравненная светлость! Твой слуга не сумеет уговорить резидента. Только твое могущество может это сделать. Особенно если нужно получить в счет будущего года.
За спиной Радан-Бого появился новый человек, яванец лет тридцати пяти в голландской военной форме. Он едва махнул рукой в знак приветствия и остановился, постукивая стеком по сапогу.
— Мангко-Негоро, кажется, забыл, к кому явился и перед кем стоит? — с ненавистью взглянул на него сусухунан.
— А великий сусухунан, кажется, забывает, что подполковник голландской армии не должен держать себя так, как они, — задиристо ответил Мангко-Негоро, указывая стеком на распростертого Радан-Бого.
Сусухунан побледнел, как будто готов был сделать что-то решительное, но удержался и глухо сказал:
— Под этим мундиром ты скрываешь все недоброе. Говори, что тебе нужно!
— Я слышал, что ты не будешь праздновать Сурах. Если это верно, не продашь ли мне своего тигра для борьбы зверей?
Сусухунан встал и с важностью ответил:
— Ты всегда подхватываешь самые плохие и злые слухи. Тигр мне самому нужен для борьбы зверей в праздник Сурах!
Он отвернулся и отошел в сторону, давая понять, что разговор окончен.
— Как хочешь. — И Мангко-Негоро, пожав плечами, вышел из помещения.
— Эта гадина собирает все сплетни! Откуда они берутся? — грозно крикнул сусухунан придворному вельможе.
Тот опять склонился к земле.
— Пусть господин сейчас же отсечет мне голову, если я имею к этому какое-нибудь отношение, — простонал несчастный.
— Иди предупреди резидента, что я хочу его навестить! — приказал сусухунан.
Пятясь и кланяясь, Радан-Бого задом выполз за дверь.
Маленькая семейная сцена с Мангко-Негоро была одним из многочисленных результатов голландской политики. Этот Негоро, племянник сусухунана, официально считался его наследником. Благодаря тому, что в Суракарте нет твердого закона о том, кто должен быть наследником, голландцы сами выбрали Негоро и предложили императору признать его. «Предложение» было принято.
Стоит ли говорить, что голландцы выбирают в наследники тех, кто телом и душой принадлежит им. Они платят деньги и Негоро (тысяч двести в год), выделили под его команду специальный отряд войск, а чтобы сусухунан не придирался к нему, не требовал обычных знаков уважения, произвели своего протеже в голландские подполковники, обязав его всегда носить мундир. У Негоро был отдельный дворец, отдельное хозяйство, и фактически он не зависел от императора.
Не следует, однако, думать, что голландцы были особенными сторонниками наследника. К обоим «властелинам» они относились одинаково. Но сусухунан знал, что стоит ему лишиться благосклонности голландцев, как на другой же день на его месте очутится наследник. А сам этот «наследник» всегда был рад помочь императору слететь с трона.
В городе послышались пушечные выстрелы: сигнал, что его величество выезжает из кратона. Эти выстрелы доставляли сусухунану огромное удовлетворение: подумать только, сами голландцы так чтят его! Согласно каким-то голландским правилам стрелять после захода солнца нельзя, поэтому сусухунан, чтобы не лишаться удовольствия, никогда не выезжал по вечерам. Впрочем, он и вообще-то редко покидал свой кратон, потому что для этого каждый раз нужно было «советоваться с младшим братом», а тот частенько «не советовал» выезжать. Вот почему великий император почти все время проводил в кратоне, будто находился под арестом.