Могута повел в его сторону налитым кровью глазом:
– Кто тебе сказал, где оно?
– Ты.
– Я?
– Под сыном Описа, помнишь?
Могута пожал плечами, молчал, пока не приехали в развалины храма пеласгов. Не слезая с коня, смотрел, как Владимир прошелся вдоль едва различимых статуй, почти одинаковых, со стертыми ветром и дождями лицами и фигурами.
Киркой взрыхлил землю, углубился на локоть. Потом кирка застучала о твердое. Могута смотрел равнодушно, здесь везде плиты, как и везде остатки языческих богов, уже давно объявленных демонами.
Владимир опустился в яму, ухватился за край каменной плиты. Могута видел, как побагровело и напряглось лицо изгнанного князя. Жилы вздулись. Послышался чмокающий звук, пахнуло сыростью и могильным холодом.
Затем Могута видел только спину. Владимир пыхтел и что-то тащил. Когда он с натугой поднялся, в руках был массивный ларец, больше похожий на сундук!
Могута судорожно сглотнул, едва не поперхнувшись. Глаза полезли на лоб. Под напором великого изумления отступили даже горечь от предательства Филемута и осознание, что был на шаг от полного разорения.
– Оно? – спросил Владимир.
– Точно!.. Тот самый… Но как ты…
– Ты же сам сказал, что под сыном Описа.
Могута оглянулся на ряд статуй. От иных остались только пьедесталы. Этот сын Описа, кто бы он ни был, был странным четвероруким богом. Только это и удалось понять, лицо стерто, от плеча и правой ноги торчали культяшки.
– Я сто раз проезжал здесь!.. – проговорил он потрясенно. В голосе были злость, разочарование и унижение. – Тысячи раз!.. Но откуда… Ничего не понимаю!
Владимир опустил ларец на землю. Тот был в комьях земли, медные полосы позеленели. Могута тяжело слез, опустился на землю. К ларцу не притрагивался, только глаза выдавали нетерпение, а ноздри хищно трепетали. Руки его тряслись, он без нужды вытирал о кожаные штаны ладони.
Владимир некоторое время молча смотрел на Могуту. Он тоже, как и купец, чувствовал странное разочарование. И тоже почему-то не торопился открыть крышку.
– Волхвы твердят, – сказал он медленно, – ежели не хочешь умереть от жажды, пей даже из лужи… Теперь знаю, что лишних знаний не бывает. Я мог бы и не запомнить, что Аполлон и Артемида пришли из наших земель, наших лесов… Так мне говорил один дряхлый волхв… Отец их – гиперборей Опис!
Могута подпрыгнул, глаза выпучились. Потом опомнился, покачал головой:
– Пусть даже так, хотя это удивительно… Но здесь этих Аполлонов сотни!.. Статуи, барельефы, горельефы… Почему ты искал под этим страшилищем?
– А наш Аполлон был четвероруким. Страшным и могучим! Таким он и пришел в Грецию. Уже потом отмыли, подстригли, приукрасили… И потихоньку стали изображать только с двумя руками.
Могута развел руками в полном поражении. Злость в его глазах уступила место восхищению.
– Да, ты умен и хитер… Не знаю, кто бы еще сумел вот так. Я ведь уже нанимал других! Они не прошли дальше меня. А я искал годы! Уже Филемут после меня искал десяток лет…
Он протянул руку к ларцу. Крышка проржавела, но замка в дужке не было. Владимир сказал остро:
– Ты даже не спросил, что значат последние слова Филемута! Стареешь, Могута.
Могута задержал руку над крышкой ларца. Глаза расширились.
– Да… Слишком много свалилось на мои плечи сразу. И на мою голову. Я не становлюсь моложе. Что ты ему сказал… о рыбацкой деревне?
– Я не хотел, чтобы он умирал с улыбкой на своей поганой харе.
Могута держал глазами лицо Владимира. Пальцы коснулись крышки ларца, но не открывал, все еще всматривался.
– Да, ты сумел ее погасить сразу… Что это было?
Владимир с трудом оторвал взгляд от крышки ларца:
– Почему ты решил, что ты как трухлявый пень на ветру?
Он помнил, что Могута насчет трухлявости не говорил, но удержаться и не кольнуть было трудно. Могута потемнел, провел кончиками пальцев по крышке, сметая комочки земли. Голос снова стал хриплым, как в прошлый раз:
– Это не твое дело. Когда погиб мой сын…
– Я это знаю, – прервал Владимир без всякого почтения. – Но я узнал еще и то, что, когда он ездил с твоим караваном, он всегда останавливался в Либице. Нужно было или не нужно, он всегда торчал там хотя бы неделю. Ты в самом деле пень, если не знал.
Могута нахмурился:
– Что за чушь! Я бы знал.
– Откуда? Он боялся твоего гнева.
– Чушь, – повторил Могута с некоторой неуверенностью. – Я его любил как никого на свете.
– Нет, – покачал головой Владимир. – Он знал твои планы насчет него, а та женщина была из бедных и простых. И он боялся тебе сказать… В той деревне знали одного Могуту – твоего сына. У него родился сын, но он и тогда смолчал, никак не решался сказать тебе. Ты в самом деле такой зверь? А еще через три месяца он погиб.
Могута смотрел с недоверием, рассерженно, потом в глазах мелькнула отчаянная надежда:
– Ты хочешь сказать, что у меня есть… внук?
Владимир пожал плечами:
– Разве я это хочу сказать? Это я уже сказал. Догадайся теперь, что я хочу сказать.
Могута быстро посмотрел на ларец. Лицо озарилось пониманием.
– Ты хочешь и мою долю за адрес моего внука?
Владимир, который именно это и хотел сказать, посмотрел в лицо старого купца, внезапно качнул головой:
– Не угадал. Ты мне нравишься… а правда, что ты жил на Ляшской улице? Тогда наши дома были рядом. Я ничего за адрес не возьму. Считай это подарком. Но только не внук тебя ждет…
Могута дернулся, глаза расширились в испуге. Надежда сменилась страхом.
– Что? Он тоже погиб?
– Нет, жив и здоров. Только тебя ждет не внук, а… внуки. Второй родился через полгода после гибели твоего сына. И хотя я твоего сына никогда не видел, но, глядя на тех парней, я сразу сказал бы, что они твои двойняшки. Только лет на сорок моложе.
Могута схватился за сердце. Мгновение смотрел выпученными глазами на Владимира, затем подхватился и начал торопливо собираться. Владимир выждал нужное время, дернул за рукав и указал на ларец:
– Отдели мою долю. Мне надо возвращаться, иначе меня выгонят со службы.
Могута хлопнул ладонью по крышке ларца, приподнял, заглянул, остро посмотрел в лицо молодого воина:
– Ты даже не просишь увеличить свою долю? За помощь с… этими неприятностями?
– Считай, что я это сделал в свое удовольствие.