За князем в грохоте копыт мчались его воеводы – в чешуйчатых доспехах, блестящих шлемах, все, как один, с радостными лицами, смеющиеся. В их руках блистали мечи и топоры.
По киевской рати прокатился стон. Теперь уже не только старые воины, прошедшие войну с хазарами, бои в Болгарии, но и земское войско увидели не новгородца: на них мчался всегда молодой Святослав – огненный, неистовый, гремящий веселой удалью и бесшабашием. В нем столько красоты и веселой удали, что он выглядел бессмертным богом. С ним летит Правда, он непобедим, с ним все боги!
И кияне дрогнули, подались назад, не отрывая от него взоров. Многие бросали оружие и стремглав бежали вдоль берега, ныряли в лесную чащу, где отыщутся тропинки, ведущие обратно к Киеву.
Волчий Хвост охрип от крика, но когда бежала и старшая дружина, он повернул коня. Сражение было проиграно, проиграно позорно. Даже дружинники бежали в лес, однако новгородцы их преследовать не стали.
– В отца, – заметил на бегу один из старых дружинников. – Тот запрещал нам бить убегающих!
– А мы, дурачье, еще бурчали…
– Сокола видно по полету, – согласился третий.
Они отдышались, привели себя в порядок и пошли в сторону Киева. По крайней мере, хоть оружие не бросили, как земское войско!
Но почему огромная печенежская орда так и простояла в бездействии?
Владимир остановил взмыленного коня на вершинке холма. Киев был как на ладони. Огромный, раскинувшийся на полмира, огороженный высокой каменной стеной. Одних резных теремов в три-четыре поверха не счесть, вон как блещут крыши, а уж домов, хижин и землянок смердов видимо-невидимо, муравьев и то на свете меньше. Как воевать с такой мощью?
Сердце похолодело. Владимир ощутил тень смерти. Недавно покинул Киев, а тот разросся еще больше, украсился. Здесь, среди этой мурашвы, живут и самые опытные в битвах военачальники, воеводы, тысяцкие. Они водили полки под стены Царьграда, победно воевали с хазарами, знают все воинские уловки. Их непросто одолеть, даже будь силы равны!
– Тавр, – позвал он. – Среча тонко прядет, к тому ж у Несречи острые ножницы… Сейчас наши звезды еще светят нам, а к вечеру могут покатиться на землю. Здесь сердце Руси, здесь мощь, на которую нам только лаять, да и то издали. Кончай баб таскать в шатер, думай!
– Боги за нас, – ответил Тавр с усмешкой. – Полоцк мы взяли?
– Киев стоит десяти Полоцков. А боги помогают лишь тем, кто помощи у них не просит. На богов надейся, но к берегу греби…
– Может, ударить с ходу, пока не опомнились?
– Дурень ты.
– Я ж не сын Святослава, – ответил Тавр, не обидевшись. – Мне дурнем быть можно.
– А мне нельзя даже прикидываться, как вот ты сейчас дурня валяешь. Весь Новгород смотрит… Зови на сбор бояр и воевод!
Тавр исчез, Владимир спешился, бросил повод отроку. Его личные дружинники уже ставили шатер, рубили хворост для костра.
С шумом, гамом, радостными лицами стягивались на холм к Владимиру воеводы, тиуны, мужи знатные и нарочитые. Владимир вышел из шатра, опрятно одетый, чистый. Лик его был светел, но заговорил он глухо, голос был тяжелым, как холм, на котором стоял:
– Скорбью мое сердце исполнилось… Русские люди пошли на русских людей. Давно такого не было в земле Русской! Как жить дальше? Не лучше ли замириться с Ярополком, признать его старшим братом и принять уготованную участь? Позорное примирение все же лучше победной, но очень уж кровавой войны…
Воеводы смотрели сумрачно. Радостное выражение на лицах сменилось недовольством. Вперед выступил Стойгнев.
– Княже, – заговорил он с великим достоинством. – Ты молод, сердце твое чистое, справедливое… Будь такие сердца и у других – не было бы краше нашей земли, не было бы выше народа русского! Но мы, старые и бывалые, видели свет, видали люд. Жизнь не такая страшная, княже, как тебе кажется! Она много страшнее, гаже и неправеднее. Ярополк – убивец! Родного брата не пожалел. С убийцами его отца дружбу водит! Тебя, что ли, пожалеет или нас? Это волк.
На шаг выдвинулся старейшина новгородских купцов, он блюл интересы торговых людей. Заговорил с великой обидой:
– Не гневайся, княже, но ежели ты, по своему доброму сердцу, готов стерпеть поношения, то мы, новгородцы, сумеем постоять за себя и за тебя! Лапотниками нас кличут, плотниками. Так мы покажем, как умеют воевать плотники!
Ничего ты не покажешь, лапотник, подумал Владимир брезгливо. Хоть ты и в сафьяновых сапогах, но все равно – лапотник, не воин. А вслух молвил:
– Все же скорблю о великой крови…
– Жизнь без крови не бывает, – вмешался Стойгнев. – Человек рождается весь в крови! А я еще не видел князя, который не проливал бы целые реки. За правое дело бей смело! Жизни без войны нет, так хоть воюй за добро.
Прибыл с небольшим отрядом Войдан. Владимир обнял воеводу, сразу оценив усталый, но довольный вид, увел в свой шатер. Сувор, с которым Владимир не разлучался даже в походе, перекосил рожу в улыбке, подал каву и велел отрокам приготовить еды для бывшего царьградца.
– Где варяжские дружины? – спросил Владимир. – Не вижу их.
Войдан с наслаждением отхлебнул горячей кавы:
– Перенимают земские отряды Ярополка. Ты мудро поступил, князь. Аки Лександр Великий. Половину войска Ярополка оставил на местах, не дал даже собраться, пробиться в Киев. Отдельными отрядами иной раз пытаются пробиться, но без охоты, и даже рады, что их бьют и гонят назад. Так что в Киеве Ярополк с одной дружиной.
– Той дружины у него впятеро больше, чем у меня всего войска.
Да и то вшивого, добавил он мысленно. Не знают, за какой конец копья браться. А топоры только плотницкие в руках держали.
Но смолчал, не стал обижать новгородских бояр, что уже заглядывали в шатер. С холма смотрел, как из Киева перла толпа народу. Все семь холмов, на которых стоял Киев, почернели, как от муравьев в теплый летний вечер перед роением. Спешно углубляли рвы, и без того глубокие, насыпали второй высокий ров вокруг первого, а в промежутке вкапывали остриями вверх колья. Это еще не войско, простой черный люд, но даже на них брось новгородскую рать, и то растворится, как в горячей воде капля меда.
Даже на валах вколачивали в землю колья, прятали бороны зубьями вверх, копали ямы, которые затем накроют плетенками, чуть притрусят землей. Страшные ловушки на зверя, теперь на человека – самого лютого зверя, что идет на брата!
К ним подошел Стойгнев. Оглядел киян свысока, глубокомысленно изрек:
– Непросто будет взять. Эх непросто!
Дурак, подумал Владимир беззлобно. Отсюда никак не взять. Вызнать бы, какие здесь подземные ходы, если имеются, еще можно бы надеяться… Да и тогда город захватить нелегко. Чудно, что не выходят навстречу со своим войском. Его вшивая рать разбежится при первом же ударе…