Он сказал грозно:
– Никто, окромя меня, не волен грабить народ! А когда грабит князь, то это зовется уже не грабежом, а сборами, налогами, подушной, мытом… Ясно?
В голосе князя была издевка. Один из разбойников сплюнул кровь в ладонь:
– Просто тебе повезло…
– Повезло или я умелее, разговор другой, – ответил Владимир спокойнее. Он покосился на ухмыляющегося Тавра. – Главное, что князем становится самый умелый из разбойников! И он обязан изничтожить все другие ватаги татей, ворья, чтобы со своей ватагой грабить без помех. Но уже без убивств, крови. А тех, кого грабит, защищать от других грабителей. В этом и есть суть власти, как бы ни называлась: царской, королевской, каганской, ханской, или, как у древних эллинов, демократией…
Когда разбойников волокли к петлям, глаза их были все еще вытаращены. Выходит, укради щепку – виселица, укради княжество – станешь князем?
В тереме Владимир кивнул одному из дружинников, Молоту, тот послушно следовал за князем, пока не оказались в комнатке, где услышать не мог никто.
– Ты хорошо показал себя и в сече, – сказал Владимир. Он смотрел пристально, в глазах князя были тревога, боль и сомнение. – Награду получил?
– Получил. Благодарствую, княже.
– Уже… воспользовался?
Молот широко заулыбался:
– Пропил вчистую, спасибо!
Он почесал в затылке, улыбка была счастливая. Сколько было выпито, разбито чужих морд, сколько девок спьяну пользовали, как гуляли и дрались!
Владимир смотрел так напряженно, будто пытался заглянуть вовнутрь души гридня. Наконец Молот ощутил беспокойство:
– Случилось что, княже?
– Тебя привел еще Звенько, – сказал Владимир. – Мир праху его… Он привел троих, и все показали себя настоящими людьми. Звенько и после гибели помогает своему князю! Так что надумал я дать тебе работку потруднее.
Молот подтянулся, выпятил грудь:
– Все, что велишь, княже!
– Задумал я, Молот, перевести тебя из лазутчиков в разведчики.
Молот пожал плечами:
– А есть разница?
– Лазутчик – от слова «лаз», «лазить». Лазутчики нужны в походе, перед боем, чтобы захватить чужака и развязать ему язык… А разведчик отличается от лазутчика, как боярин от холопа. Разведчик… ты прислушайся: ведьма, ведун… Веды, древняя книга наших пращуров, означает «знание». Понял, кем будешь? Тебе надлежит ведать противника, знать его. Выведывать, разведывать все, что нам понадобится.
Глаза Молота расширились. Он даже отшатнулся. Осевшим голосом спросил:
– Но это же… там жить придется?
– Умен, – кивнул Владимир. – Соображаешь. Кому-то надо нести такую службу на благо земли нашей. Деньгами тебя обеспечим. Если надо, дом купишь, женку заведешь, а то и чужую веру примешь…
Молот оскорбленно вскинулся:
– Но это же грешно! Как можно от своих богов отказаться?
– А ты кукиш в кармане держи, – посоветовал Владимир, – когда тебя крестить будут. Вот и будет все понарошку. А главный твой бог будет – ведовство! Гм, пожалуй, тебя за службу можно будет пожаловать в бояре… Когда закончишь там и вернешься.
Молот шумно сглотнул. Выше почести, чем бояре, уже нет. Даже дети боярские стремятся заслужить это звание, ибо можно всю жизнь прожить в детях боярских, но боярами не стать. Князь же волен не только раздавать земли, но и жаловать верных людей боярским званием!
– Куда ехать? – спросил он. – В Царьград?
– Почему туда?
Молот ухмыльнулся:
– Следующая цель!
– Не совсем, – ответил Владимир. – Но в целом ты прав. Но поедешь к ляхам. Мне кажется, они сейчас опаснее.
Вытолкав Молота, он кликнул Тавра:
– Ах да, еще одно дело. Этот удалец напомнил. Приготовь грамоту в Царьград.
– Кому?
– Тамошнему торговцу из Славянского квартала. Зовут его Листовертом. Пиши, что я понял, что он тогда подумал. И понимаю, почему вдруг назвал меня князем. Так вот, великий князь Руси велит ему продолжать бдить и работать не покладая рук. Я его трудами доволен, утверждаю на том же месте. Товар будет поступать по-прежнему. А то и больше. Записал?
Тавр сказал торопливо:
– Пишу, пишу… Ничего не понял, но пишу. Письмо с оказией?
– Нет, с особым посланцем. Нужен такой, что умрет, но не отдаст. А перед смертью чтобы успел грамоту зничтожить.
Тавр сказал понимающе:
– А-а-а… Такие люди всегда есть. А нет, найдутся. Разведальщик?
– Да. Нам нужно ведать все во дворце, о чем говорят знатные, что замышляют военачальники, каких бунтов ждать, какие можно разжечь самим. Теперь по ту сторону нашего огорода уже не тупой, как валенок, Ярополк, а хитрые ромеи. А нет выше радости, когда у соседа корова сдохнет, верно?
– Есть… – буркнул Тавр, глаза его хитро блестели.
– Какая?
– Когда сам отравишь.
Владимир хмыкнул:
– Самый здоровый смех – злорадный. Все верно, свою корову труднее вырастить, чем извести чужую. А пряник дают тому, у кого она есть. И никому нет дела до того, честно или нечестно она тебе досталась!
Тавр писал, а он со стесненным сердцем подумал, что о благе ли Руси печалится сейчас? И так ли жаждет знать, о чем говорят во дворце… или же хочет знать о каждом Ее дне?
Теперь ворота в Киеве были распахнуты как днем, так и ночью. Усобица кончилась, мертвых выносили из города как через Ляшские ворота, так и через трое других. А в город гнали стада, из ближайших сел спешно явились плотники и столяры. В ограбленном и разоренном городе работы много.
Владимир, исхудавший и черный от недосыпания, не слезал с седла, всюду стараясь поспевать, решать, перестраивать, крепить, сажать своих людей на земли, на должности, на столы. Завтра уцелевшие киевские бояре опомнятся, надо успеть именно сегодня взять в свои руки как можно больше!
На ходу, не слезая с коня, решал дела как важные, так и мелкие. Забыл, когда по-людски ел за столом, а когда иную девку хватал, то плоть тешил не снимая сапог, и не успевал застегнуть пояс, как в прояснившейся голове уже роились новые способы обустроить Русь, чтобы все короли и базилевсы от зависти передохли.
На полном скаку остановился возле Панаса, тот руководил постройкой моста, окинул цепким взглядом:
– Ишь, вроде бы жизнь собачья, а раздобрел! Вон и брюхо выросло…
– Где брюхо? – удивился Панас. Он пощупал живот, что стал, правда, шире, но оставался в плотных валиках мускулов. – Если что нужно, говори сразу. Мое брюхо делу не помеха. Ты князь, ты и командуй.