Владимир пустил коня вскачь, заинтересованный дракой. За ним часто застучали копыта, Добрыня с дружиной не отставал.
Беглец отбивался отчаянно. Рослый крутоплечий молодой мужик вертел над головой толстую жердь, чуть ли не бревно, увертывался от ударов мечей, пригибался. Лицо его было оскалено, рубашка в лохмотьях обнажала темное от солнца, мускулистое тело.
Еще один получил удар в плечо, выронил меч. Всадники пугливо раздвигали круг, а беглец расширял его все больше и больше, бросаясь то на одного, то на другого. Лес уже приближался, беглец бросал на него затравленные взгляды. Поняли это и всадники. Один выругался, сорвал с плеча лук.
– Стойте! – крикнул Владимир.
Он ощутил, что с коня голос звучит достаточно властно. И те, кто его еще не знает, могут не заметить, что он сам дрожит от страха.
Он соскочил с коня, внимательно смотрел на орудующего жердью парня. Оценивал, прикидывал. Всадник с луком крикнул предостерегающе:
– Эй, парень!.. Кто бы ты ни был, не вмешивайся. Это Звенько!
– Ну и что? – осведомился Владимир.
И ощутил, что даже с высоты земли его голос звучит без дрожи. Наверное, потому, что за спиной могучий Добрыня с его отборным отрядом дружины.
– Звенько медведя ломает голыми руками!
– Я не медведь, – ответил Владимир с презрением. – Вмешиваться не сметь!
Голос его теперь прозвучал жестко, словно кто ударил молотом по наковальне.
Он прыгнул вперед, выждав, когда край оглобли пронесся мимо. Проскочил мимо и Звенько. Следующим оборотом жердь достала его лишь серединой, не опасно, лишь сбила оземь, но Владимир ухватил Звенько за ногу, дернул. Оба покатились по земле, жердь унеслась со свистом. Послышался глухой удар, кто-то ойкнул.
Голоса кричали, чтобы не вмешивались, дружинники оттеснили конных новгородцев. Владимир вспрыгнул на ноги раньше противника, выждал. Они оказались грудь в грудь, и Владимир ощутил невольный трепет. Он сам был рослым и крепким, но парень оказался почти на голову выше, плечи раздались, как горный хребет, а грудь была широка и выпукла, как стоведерная бочка. Он протянул руку к груди Владимира, и тому показалось, что к нему тянется бревно с огромными пальцами.
Он нырнул под эту руку, захватил ее крепко, резко дернул, заворачивая за спину. Парень был чудовищно силен, но своя же тяжесть усилила боль. Он побледнел, завалился лицом на землю. Владимир подержал чуть, чтобы не сомневались в его полной победе, вскочил на ноги.
Звенько с перекошенным лицом ринулся на него, как дикий тур. Владимир дрогнул, увидев бешеные глаза, но с великим трудом заставил себя драться, как учили его Сувор и Добрыня. Слабый воин, искусный в занятиях, обычно побеждает сильного, но неумелого. Что с того, что медведям спины ломал? Медведь не человек…
Он мотнул головой, чтобы кровь с рассеченной брови не мешала видеть. Нанес еще два сильных удара. Звенько шатался, лицо его распухло. Всего один раз он задел Владимира по лицу – всего лишь задел! – иначе тому пришлось бы распрощаться с жизнью…
Владимир сделал быстрый скользящий шаг. Кулак его был сжат, глаза держали окровавленное лицо Звенька. Он знал, что сейчас этот могучий парень упадет, как бык, оглушенный ударом. Внезапно он перехватил взгляд из-под разбитой брови. Звенько тоже знал, что уже побежден, сейчас после удара свалится незнакомцу под ноги, но держался лишь на упорстве и силе духа…
Владимир заставил себя усмехнуться. Кулак разжался, он протянул открытую ладонь противнику:
– Мир!.. Ты молодец, дерешься здорово.
Парень тупо смотрел на протянутую ладонь. Лицо его было разбито, губы вспухли. Кровь текла из носа и рта, он поминутно сплевывал. Земля вокруг него покрылась красными комочками, что быстро сворачивались шариками, пряча сгустки крови, чтобы ее не увидело нещадное небо, бог Сварог.
Наконец он искривил лицо в гримасе. Его ладонь с маху ударила по ладони Владимира.
– Куда там… Я думал, что дерусь… Теперь я вижу, что такое драться на самом деле!..
Сзади раздался довольный хохот. Добрыня с дружинниками весело ржали, бряцали оружием. На их молодого князя, которого и князем никто еще не звал, смотрели с интересом. Всякий ли утерпит, не собьет супротивника в грязь для победы окончательной? Да еще не походит вокруг, гордо подбоченясь, пока тот ползает под ногами, роняя кровавые сопли и слюни?
К Владимиру подъехал грузный сумрачный мужик. Весь заросший черной бородой в крупных кольцах, в меховой шапке, несмотря на лето, одетый добротно, богато, на холеном коне.
– Это наш беглый холоп, – сообщил он гудящим басом. – Виновен в самовольном заселении. Платить отказывается. Мол, земли вольные…
– Они и есть вольные, – прохрипел Звенько. Он все еще стряхивал кровь горстями с разбитого лица.
– Были вольные, а теперь там стоит знамено тиуна Курбата!
– И это все? – спросил Владимир, кончиком пальца вытер кровь с брови, дыхание восстанавливалось быстро. – Такой зверюга мог бы натворить чего-то и похлеще…
Парень начал осторожно продвигаться в сторону леса. Владимир сделал знак уже своим дружинникам. Те заступили беглецу дорогу. Парень уронил голову на грудь.
Мужик оглянулся через плечо. Там укладывали на голой раскисшей земле всадника, которого Звенько снес с коня.
– Теперь на нем еще и вира за калецтво, – сообщил чернобородый, голос был злорадным. – Если не за убивство!
Владимир чувствовал на себе взгляды дружинников. Он покачал головой:
– И только за это гнались с мечами?.. И если бы не мы, засекли в капусту? Видать, насолил еще чем-то. Но не сказываете…
Добрыня захохотал гулким басом, от которого вздрогнули кони:
– Наверное, он жену этого Курбата… ох-хо-хо!
– И полюбовниц! – добавил другой дружинник, и все захохотали, забряцали оружием.
– И Курбатову собаку! – выкрикнул сквозь слезы третий, все захохотали еще громче.
Парень стоял опустив голову. С тех пор как его окружили дружинники Владимира, он стих, перестал бросать взгляды в сторону близкой стены деревьев.
– Земли теперь занятые, – огрызнулся чернобородый. Он без нужды поправил меховую шапку, выпрямился, люто посмотрел на Владимира. – И река, и луг, и лес… С этой стороны все принадлежит Курбату!
Владимир оглянулся на дружину. Воины смотрели на него, чего-то ждали. Их глаза стали серьезными, смешки угасали. Добрыня сопел и туже затягивал пояс. Лицо богатыря побагровело от натуги.
– Ладно, – сказал Владимир, он чувствовал, что голос дрогнул. – Виру за покалеченного выплачу я… А вот покон отцов наших нарушать никому не велено. Тут Звенько виноват.