Они ехали к веси весело, передний затянул песню. В ушах Владимира стоял грохот, на миг потерял сознание, а когда открыл глаза, перед ним вместо каменистой почвы проплывала вытоптанная трава. Рядом покачивается в стремени добротный сапог. Подошва на двойной свиной коже, без каблука, как принято в Киеве, зато шпора как у петуха – острая и с загнутым концом.
Сознание мутилось, но он знал, что, когда привезут во двор тиуна, уже не быть живу. Сапог при скачке задевал по лицу, а руки бессильно болтались рядом. Когда конь проезжал мимо смутно маячившего в темноте бурелома, Владимир схватил сапог обеими руками и с силой воткнул шпору коню в бок. Бедный зверь завизжал, рванулся, будто им выстрелили из гигантской пращи. Владимир свалился, больно ударился о землю, но в два прыжка вломился в кусты, пробежал, хромая и хватая воздух разбитым ртом.
Сзади были крики, дикое ржание, ругань. Конь, как и надеялся Владимир, рванулся прямо перед собой и вломился в раскоряченные выворотни. Если и остался цел, то всаднику не повезло. А если уцелел и тот, то не сразу выберется, пока объяснит другим, что случилось, если сам поймет, а потом будут все гнаться в потемках, оступаясь и напарываясь на коряги, падая в ямы…
Хрипя и сплевывая кровь, он бежал, падал, поднимался и снова бежал. Перед глазами колыхалась кровавая пелена. В голове кровь стучала так сильно, что вот-вот должна брызнуть через глаза и уши. От боли натыкался на деревья, всхлипывал и кривился так, что все лешие разбежались бы в страхе, попадись на дороге.
В боку кололо острой болью, словно там торчал нож. Он невольно хромал, наступая на правую ногу, а когда поднес ладонь к глазам, в слабом свете луны видел, как потемнела от крови. Варяжко – опытный воин и следопыт, почует запах крови, отыщет след и начнет погоню.
Но не среди ночи, сказал он себе мрачно. А многое может случиться между ложкой супа и губами.
Холодная вода реки остудила, а боль от ушибов приутихла. Он долго брел по течению, наконец свалился на мелководье. Тьма снова затмила сознание, а когда очнулся, едва не вскрикнул от ужаса.
По ногам плескала ледяная вода. Прямо перед ним шевелились страшные темные нити, похожие на пальцы мертвяков. Оглянулся, сзади темнели ветви, за ними был слабый мерцающий блеск. Похоже, даже в бессознательном состоянии он еще полз, пока не забрался в укрытие под опущенные к самой воде ветки могучего явора.
Бесшумно пролетела сова, звезды на миг исчезли, над миром стояла торжественная тишина. Спустя долгое время сонно плеснула рыба, и снова тишь. Даже собаки не лают, и, похоже, его уже не станут искать до самого рассвета.
Небо посветлело, край земли заискрился оранжевым. Владимир не видел, как снизу метнулась огненная стрела, но в небе вспыхнуло облачко, сперва краешек, затем занялось целиком.
Он осторожно поднялся из лопухов. Угрюмый бревенчатый сруб, в таких держат полон, темнеет как огромная глыба на той стороне улицы. Далеко прошла заспанная баба с ведрами на коромысле, у колодца еще две – размахивают руками, смеются, платья будто корова жевала, а из-под платков выбиваются спутанные руками дружинников волосы. Владимир неслышной тенью перебежал открытое место, громко постучал в дверь. Послышались неторопливые шаги.
– Кто там?
– Открывай скорее! – крикнул Владимир с нетерпением в голосе.
– Кому? – потребовал страж.
– Владимиру, конечно! – крикнул он с еще большим нетерпением.
По ту сторону ахнули, звякнуло, словно страж уронил ключи. Потом заскребло по железу, а голос взволнованно бормотал:
– Не может быть!.. Быть такого не может…
– Может, – рявкнул Владимир, – открывай быстрее, улитка!
– Отпираю, отпираю… Руки трясутся, будто курей крал. Вы там глядите, чтоб не ушел! Говорят, зверь лютый, почище василиска заморского.
– Не уйдет.
Лязгнуло, слышно было, как замок с грохотом упал на земляной пол. Ключарь возился, кряхтел, затем дверь дрогнула, начала отворяться.
– Где он там, лихой Владимир?
– Сейчас узришь.
– Кто б подумал, что Владимир…
Он толкнул тяжелую створку, страж отступил, глаза его сперва заглянули через плечо Владимира, отыскивая связанного, потом спохватился и уставился на Владимира.
Владимир нехорошо усмехнулся. Он знал, как выглядит со своим разбитым лицом, когда едва видит левым глазом, и страж побледнел, повесил голову, разом все поняв. Владимир повернул его за плечи, толкнул в спину. По обе стороны короткого коридора было по две двери. Возле одной страж обреченно остановился:
– Здесь твой друг.
– Открывай.
Страж погремел ключами, а когда с металлическим лязгом отодвинул засов, Владимир придержал его за плечо:
– Олаф, это я! Не убей случайно.
Он толкнул ногой дверь, отскочил. Из темного помещения пахнуло ветром, а на пороге в мгновение ока оказался обнаженный до пояса, наполненный бешенством золотоволосый викинг. Страж ахнул. Викинг рычал, в глазах была жажда убийства. Даже Владимира поразило, что Олаф уже без пут. Обрывки веревок намотал на стиснутые кулаки, придавая им добавочную крепость.
– Привет, – сказал Владимир, кивнул стражу: – Заходи.
– Ты… не убьешь меня?
– Если не скажешь, где сейчас Варяжко.
Страж сказал торопливо:
– Вчера с вечера засели в корчме. Похоже, пили всю ночь. Наверное, и сейчас там… За этим викингом должны были прийти оттуда.
Олаф прорычал:
– Ладно, заходи. Там остались помои, которые ты принес!
Страж вдвинулся в каморку. Он все еще не отрывал глаз от лица Владимира:
– Лучше бы ты убил меня. Хотя нет, это же ты. Тридцать лет тому здесь прошел твой отец, он тоже… До сих пор одни зеленеют, когда вспомнят, другие от хохота рачками лазают.
Владимир молча запер дверь, небрежно швырнул ключ в кадку с водой. Ярость в глазах Олафа быстро сменилась острым любопытством.
– Быстро ты вернулся.
– Долго ли умеючи?
– Умеючи – долго, – отпарировал Олаф. – Что с твоей мордой?
– С печки упал. Возьми его нож.
Викинг прорычал:
– Мой меч наверху! Я даже видел, в какую дверь унесли. Кстати, ты вообще-то зря пришел. Я бы и сам освободился, еще бы и всех передавил!
Молча, двигаясь как один человек, выбежали в сени. Олаф первым заспешил к двери вовнутрь. Владимир хромал следом, но, странное дело, рядом с Олафом ощутил прилив сил, даже ушибы перестали ныть, словно от викинга перелилась часть его дикой силы.