Подруга Анны слушала раскрыв рот. Олаф округлил глаза, в них был восторг. Друг говорит так, будто умелый скальд нанизывает слова песни о любви. И в самом деле, сердце бьется чаще, грудь наполняется сладкой печалью, а в глазах щиплют слезы.
За поворотом глухо застучали подошвы. Появились двое палатинов, ведомые начальником охраны этого крыла. Ровным шагом приблизились, остановились, как железные статуи, перед Олафом и Владимиром. Те отступили, освобождая места, отсалютовали.
Анна сказала с повелительной ноткой:
– Теперь вы свободны? Прекрасно. Проводите нас до фонтана.
А ее подруга сказала томным голосом:
– А то нам нельзя без охраны… Мы ж такие нежные, лакомые, спелые…
Голосок ее был звонким, как коло??о??ьчик. Владимир дышал тяжело, будто тащил на гору воз сена. Олаф подмигнул за их прямыми спинами, поднял большой палец кверху в жесте гладиатора-победителя… Он уже плотоядно присматривался к подруге принцессы. Она строила ему глазки, кокетничала, показывала язык и тут же напускала на себя строгий и даже надменный вид. По Олафу видно было, что ему все как с гуся вода, уже знает женские штучки знатных ромеек. Пусть даже пока по рассказам более бывалых этериотов.
Миновав два зала, они вышли в летний сад. Владимир и Олаф с каменными лицами следовали за девушками, встречные сановники тем кланялись, что-то восклицали, осыпали лестью. Владимир заметил цепкие взгляды, которыми ощупывали его люди дворца. Здесь не остаются незамеченными даже такие знаки внимания.
– Ты славянин? – спросила Анна на ходу.
Она чуть повернула голову, рассматривая его юное, но уже такое суровое лицо. Его темные глаза смотрели вперед, избегая взгляда. Лицо неподвижно, но Анна ощутила в нем намного больше напряжения, чем должно быть при встрече стража с дочерью базилевса. Напряжения и какой-то странной боли.
– Я – русич.
Голос его сильный, но сдавленный, словно молодой этериот накрепко зажал себя в кулаке. Ее опалило волной тепла. В голосе стража жара больше, чем в лаве огнедышащего Везувия. Она почувствовала, как тяжелая кровь прилила к щекам, растеклась по лицу, опустилась на шею, белизну которой придворные льстецы сравнивали с мрамором.
Из увитой виноградом беседки выходили сановники, склонялись в поклонах. Анна милостиво наклоняла голову, в это время чувствуя на себе горящий взгляд молодого варвара из северной страны. Елена чему-то хихикнула, и Анна, ощутив взгляды придворных, заставила непослушные ноги двигаться быстрее.
Фонтан с легким мелодичным свистом разбрасывал серебристые струи. Мельчайшая водяная пыль висела в воздухе, ее несло невесомым облачком наискось через сад. Листья блестели, усеянные жемчужинками влаги. Разгоряченное лицо с жадностью приняло мелкие капельки. Анна наконец-то перевела дыхание, робко скосила глаза.
Елена чуть приотстала и вовсю весело щебетала, а могучий золотоволосый воин, забыла его имя, отвечал густым сильным голосом. Зато этериот с черными бровями, почти сросшимися на переносице, шел молча, с неподвижным лицом и устремленным вдаль взором.
– Все, – донесся голосок Елены, внезапно ставший строгим. – Мы у фонтана! Можете идти.
Анна хотела возразить, но подруга незаметно ткнула ее локтем, указала глазами. В дальнем конце аллеи показалась пурпурная мантия. Ее царственный брат Василий в сопровождении придворных вышел на прогулку.
– Да, – сказала Анна милостиво, ее голос даже не дрогнул, чему удивилась сама, – мы вас отпускаем.
Елена подхватила ее под руку, увлекая навстречу базилевсу, крикнула через плечо задорно:
– Не упивайтесь как хрюшки! Завтра вам тоже придется охранять нашу невинность!
Владимир не нашелся что ответить, а Олаф сказал очень встревоженным и одновременно намекающим голосом:
– Вы уж постарайтесь ее сохранить до завтра!
Но завтра не удалось ни увидеться, ни поговорить. Остаток дня Анна жила ожиданием, однако следующие дни на том месте сменялись другие этериоты. Пришлось подавить досаду, ждать еще почти неделю.
Когда он появился снова, теперь уже в длинном коридоре, сам похожий на одну из статуй древних богов Эллады, Анна ощутила, как опять жаркая кровь прилила к щекам. Она долго выжидала за портьерой, выравнивала дыхание, придавала себе надменный и безучастный вид.
Он стоял такой же мужественный и собранный, словно скрученная в тугой узел черная молния. Анне стоило большого труда пройти мимо, затем, словно только заметив его и вспомнив что-то, остановилась, наморщила лобик:
– А, это ты, славянин…
Голос его был чересчур ровным.
– Я не славянин, я русич… но если дочь базилевса изволит, то я стану хоть чертом.
Она чуть улыбнулась:
– И погубишь свою бессмертную душу?
Его темные глаза смотрели на нее по-варварски алчно.
– По твоему слову – да.
Она поняла, что он не шутит и не льстит, это испугало. Он смотрел на нее с мрачным восторгом. Его темные глаза, как два лесных озера, манили погрузиться в их таинственную глубину.
– Да-да, припоминаю, – сказала она поспешно. – Твое отечество где-то на севере… Там викинги, драккары… верно?
Легкая улыбка тронула его резко очерченные губы.
– По Днепру. Там славянские земли… были, а теперь они наши, русские. И сами славяне – данники русов.
Она с непониманием смотрела в его гордое мужественное лицо. Потом медленно наклонила голову. Голос ее был ровным, словно разговаривала с историком:
– Германское племя франков вторглось в Галлию, покорило ее, и теперь Галлию называют Францией… Другое германское племя англов захватило Британию, и теперь ее все чаще именуют Англией. У вас тоже так, да?
Он кивнул. Голос его был таким же ровным, чересчур ровным:
– Если древний мир хочет еще жить, он должен давать отростки. Наш народ устремлен к будущему. Да и зачем оглядываться? Наши вожди вели племя через леса и пустыни, степи и горы, в памяти волхвов сохранились предания о дивных странах и странных зверях. Но племя, посидев на месте, снималось и уходило снова и снова, влекомое смутной мечтой о несбыточном.
– Несбыточном?
– Моему народу нужна была свежая трава для наших коней и будущее для наших детей. Но русы – потомки богов, у нас осталась тоска по потерянному раю. Потому уходили с хороших земель даже без видимой причины. Мой прадед, он был великим героем, привел русов в эти славянские земли!..
Он чувствовал, что говорит не то. Перед ним нежнейшая девушка, столь чистая и светлая, что лишь по недосмотру богов попала на землю, ей место только в вирие, но если спрашивает, то он будет отвечать и отвечать, только бы удержать ее еще хоть на миг.