– Ничего… Парады парадами, а как дойдет дело до войны, то куда вся эта мишура и денется. Что ни говори, а пудра и в самом деле не порох. А коса не тесак.
– Дай Бог нашему теленку да вашего волка съесть, – недовольно буркнул Балабуха.
– А как князь Голенищев-Кутузов писал по Бугскому егерскому корпусу, – засмеялся Быховский и с удовольствием процитировал, гордясь своей безупречной памятью: – «Приемами много не заниматься, учить без лишнего стука и так, чтобы ружье от него не терпело…»
Середину улицы занимала громадная лужа. Прохожие опасливо жались к заборам, боясь попасть под брызги или копыта лошадей, подгоняемых лихими извозчиками. Балабуха и Быховский обошли ее по кромке, а Засядько лихо перепрыгнул.
– Теперь и Кутузова отстранят, – сказал Балабуха.
– Вряд ли, – возразил Засядько. – Кутузов – опытный политик. С двором ладить умеет.
– Он со всеми умеет, – хмыкнул Быховский. – Хитрая лиса…
Балабуха и тут не упустил случая блеснуть своей осведомленностью:
– Вчера Кутузова послали в Берлин договариваться о совместных действиях против революционной Франции. Довольно легкое дело, ибо Пруссии выгодно вступить в коалицию с Россией, Англией и Австрией. Все они панически боятся Франции. Помяните мое слово, нам еще придется драться с французами!
Быховский угрюмо подтвердил:
– Да, с запада пахнет порохом.
Впереди раздался грохот сапог. Из-за поворота показалась колонна солдат. Одинаковые, в темно-зеленых долгополых сюртуках и белых гетрах, напудренные, завитые, они были похожи на оловянных солдатиков – излюбленную игру короля Фридриха и российского императора Павла. Солдаты шли, не сгибая коленей, поднимая высоко ноги и со стуком опуская их на вытянутые ступни.
Балабуха, который с первого же дня возненавидел прусские порядки, разозленно сплюнул. Разукрашенные, как попугаи, солдаты уже не выглядели солдатами. Быховский толкнул друга в бок и сказал примирительно:
– Не сердись. Умей находить в жизни и хорошее.
– А ты сам в ней что-то видишь хорошее?
– Вижу.
—Что?
– А посмотри в ту сторону… Во-о-он там коляска! Разве не ангел сидит в ней в окружении гарпий?
Со стороны площади, весело постукивая колесами, двигалась элегантная закрытая коляска. Ее легко и гордо везла четверка вороных. Быховский с досады сгустил краски: две пожилые женщины, находившиеся в ней, вовсе не были похожи на гарпий, однако их спутница, миловидная девушка лет шестнадцати, и в самом деле напоминала ангела с рождественских открыток.
Засядько никогда раньше не видел такое безукоризненно правильное лицо с большими ясными глазами и доброй улыбкой. Девушка смотрела на мир открыто и радостно, лицо ее было милым и прекрасным.
Кучер взял чуть левее, пропуская колонну солдат. Молоденький офицер, который вел отряд, молодцевато отсалютовал обнаженной шпагой прекрасной незнакомке. Затем обернулся к солдатам и подал какой-то знак. Через мгновение раздался душераздирающий рев труб и грохот барабанов: заиграл полковой оркестр.
Три друга вздрогнули от неожиданности. Быховский, оправившись от испуга, пошарил взглядом по земле, словно высматривал булыжник. Балабуха выругался и схватил товарища за локти, указывая на коляску.
Когда трубы взревели во всю мочь, обе женщины выронили из рук свертки. Еще больше прусский марш подействовал на простых русских лошадей. Они вздыбились и рванулись вперед с такой силой, что кучер не удержался и скатился с козел. К счастью, колеса его не задели, когда неуправляемая коляска понеслась подальше от страшного грохота. Кони храпели и закатывали глаза, на удилах сразу появились клочья пены, будто проскакали несколько верст.
– А, черт… – проговорил побелевший Быховский. – Разобьются ведь!
—А нас задавит!
Коляска неслась почти на них, друзья едва успели отпрыгнуть в стороны. Засядько чуть помедлил. Первым его движением было вцепиться в удила взбесившихся лошадей и остановить, но в памяти вдруг непроизвольно всплыла сцена из недавно прочитанного сентиментального романа: герой подобным образом спасает девушку, затем следует любовное объяснение, женитьба…
Лошади промчались мимо. Однако в следующее мгновение он, устыдившись своего замешательства, откинулся всем корпусом назад, напряг мышцы ног и ухватился за заднее колесо. Рывок назад! Ноги пропахали две борозды, затем коляска дернулась – лошади остановились. Александр перевел дыхание, отряхнул ладони и поспешно отступил к забору. К нему подбежали побледневшие друзья.
– Геркулеса из себя строишь? – напустился на него Быховский. – Тебя могло бы размазать по мостовой!
Балабуха укоризненно покачал головой, бросился к коляске.
«Геркулес, – подумал Александр, глядя вслед Балабухе. – И ты смог бы остановить, если бы осмелился ухватиться за колесо. Я еще в детстве так баловался. Увидишь, что казак везет подводу сена, подкрадешься сзади и – цап за колесо! Уж он и «гэй», и «цоб», и кнутом перетянет беднягу лошадь, пока не догадается оглянуться… Когда подрос, наловчился останавливать на полном скаку. Нужно только не бояться, преодолеть свой страх…»
– Молодой человек! – позвала из коляски дрожащим голосом одна из женщин. Рядом с ней стоял Балабуха и что-то объяснял, отчаянно жестикулируя, словно изображал битву русских с турками. – Молодой человек, подойдите, пожалуйста…
Засядько притворился, будто не слышит, и, схватив Быховского за локоть, потащил в первый попавшийся переулок. Ошеломленному прапорщику удалось вырваться из железных пальцев друга лишь за поворотом.
– Пусти, леший! Ровно клещами сдавил. Ты чего?
– Мне только благодарностей не хватало. И такзапахло сантиментами. Не-е-ет, это не для меня!
– Тебе все равно не избежать их.
– Почему?
– Там остался Балабуха. Он наверняка распишет тебя Георгием Победоносцем, попирающим змия.
– Голову оторву, – пообещал Засядько. – Благодарности обязывают. А зачем это мне? Завтра соберу баул и – фьють! – уеду на место прохождения службы. Скорей бы…
– А если зашлют в какую-нибудь Тмутаракань?
– Хоть к черту на рога. Зато обрету самостоятельность. Наконец-то займусь и отцовским делом…
– Отцовским? – переспросил Быховский.
– Да… Вернее, по наказу отца. Было когда-то на Сечи грозное оружие: боевые – да, боевые! – ракеты. Ими в тысяча пятьсот шестнадцатом году казаки гетмана Ружинского разгромили орду Мелик-Гирея. Тех было намного больше, однако ракетным ударом удалось уничтожить всех до единого. Никто не спасся. Так, по крайней мере, рассказывает мой отец. Ну, к рассказам ветеранов об их подвигах надо относиться осторожно, я уже попадался на эту удочку… но все же нет дыма без огня.