– Что с нею? – спросил Засядько тихо.
– Она… она умерла.
Засядько ощутил, как его обдало холодом с головы до ног. Непослушными губами проговорил:
– Как это… случилось?
– Не знаю! – рявкнул Мавильон. Бледное лицо пошло красными пятнами. – Почему-то ночью она оказалась в левом крыле крепости. Де Артаньяк помещался там. Очевидно, они из-за чего-то поссорились… но ума не приложу!.. Как могли?.. Почему вдруг она схватила со стола нож и воткнула де Артаньяку в живот? Да еще так… с такой силой…
– А что говорит сам де Артаньяк?
– Сейчас он в бреду. А тогда успел сказать, что для него самого все непонятно. Врет, конечно. Но я не понимаю, чего именно недоговаривает!
Он с силой опустил кулаки на стол. Лицо было искажено страданием. Уголки рта подергивались, в глазах заблестела влага. Засядько стало жаль ветерана наполеоновских походов. Сказал осторожно:
– А если узнаете?
– Господин прорицатель! – рявкнул Мавильон. – Я не верю в чудеса, которые происходят в моем присутствии. Но если вы хоть как-то раскроете тайну… Я начинаю думать бог знает что! Вплоть до государственной измены, заговора против особы государя императора…
Засядько покачал головой:
– Все гораздо проще. Я заметил на груди де Артаньяка медальон. Вы заглядывали в него?
Комендант ощетинился:
– Это недостойно офицера! Вообще недостойно. Я не тот человек, который сует нос в личные вещи!
– Даже если это очень важно?
– Все равно, – ответил Мавильон жестко. – Есть вещи, через которые порядочный человек никогда не переступит. Да и у вас нет доказательств, что в том медальоне раскрытие тайны. А пятно на совесть я положу!
Засядько сказал задумчиво:
– Вы правы. Но озарения бывают… пусть даже нелепые. Мне вот сейчас было видение: вы и ваш помощник беседуете о делах защиты крепости, входит слуга, вы… простите, но таково было видение, тайком от своего помощника наливаете в кружку вина и хлещете за его спиной… а тот тем временем тайком принимает от слуги какую-то записку.
Он наблюдал, как гневно расширялись глаза Мавильона. Он набрал в грудь воздуха, раздулся как петух, но затем грудь опала, словно сбоку пробили дыру. Лицо побелело еще больше.
– У вас… такое видение?
– Да. И тайна, как мне показалось, в том медальоне. Или хотя бы часть тайны.
Да, или хотя бы часть тайны, подумал он. Неужели этот мерзавец не отдал ей противоядие? Значит, уже успела надоесть, а такой способ отвязаться – самый действенный. Вряд ли она бросится к мужу с признаниями, в надежде, что тот силой вырвет у помощника спасение для неверной жены! Действовал наверняка. Только не учел ее тигриный характер. Зная, что умирает, возможно, уже почувствовала первые симптомы, она решила и его взять с собой.
В ад.
В отсутствие Мавильона его перевели в главный зал замка. Слуги накрыли на стол, Засядько застонал, увидев исходящую паром жареную курицу, покрытую коричневой корочкой. Перед ним поставили запыленную бутылку и бокал из темного серебра. Засядько смахнул пыль и паутину, узнал темное красное вино. Похоже, слуги тоже знают дорогу в подвал, где ночью побывала Франсуаза.
– Позвольте? – спросил слуга. Он взял бутылку из рук русского полковника.
Засядько покачал головой:
– Ночь кончилась.
– Простите?
– Утро, – объяснил Засядько. – Ясное утро! Я хочу иметь такую же ясную голову.
Слуга почтительно наклонил голову. В глазах его не было и тени узнавания, но Засядько понимал, что тот узнал в нем человека, который прятался за портьерой в кабинете Мавильона.
Комендант крепости явился чернее грозовой тучи. Не глядя прорычал:
– Все подтвердилось, будь вы прокляты!
– Он еще жив? – спросил Засядько.
– И здесь дьявол вам помог. Он умер в предсказанный вами срок!
– Дьявол умер?
– Мой помощник! – прорычал Мавильон.
Засядько сказал сочувствующе:
– Красивая вы нация, французы. Даже дьявол у вас помощник… Вы под обстрелом тяжелых орудий пьете хорошее вино, острите. А любовники умирают друг у друга в объятиях! Как жаль, что после этой войны верх возьмут угрюмые немцы, сонные британцы и богомольные русские…
Это вернуло взбешенного коменданта в реальный мир. Потеря двух людей: жены, с которой был в браке несколько лет, и помощника, что хоть и был прислан из Генштаба, но сумел стать незаменимым, – не должна отразиться на судьбе крепости и вверенного ему гарнизона солдат.
– Война еще не проиграна, – огрызнулся он. – Мы верим в гений императора!
– И все же проследите, чтобы условия сдачи выполнялись, – попросил Засядько. – Пруссакам только дайте повод! Ведь для них вы – захватчики. Да и моя шкура мне еще понадобится.
Через несколько дней Засядько снова вызвали в Генеральный штаб. Там уже собрался генералитет, все были в парадной форме. В центре находился дородный мужчина в мундире высшего офицера генерального штаба прусской армии. Александр узнал полковника барона Мюфлинга, с которым уже приходилось встречаться по делам службы.
Мюфлинг с интересом повернулся к Засядько:
– Так это вы наш национальный герой? Поздравляю! Мой король просил договориться о сдаче крепости на любых условиях, лишь бы французы убрались из страны, а вы каким-то образом принудили их к капитуляции. Пруссия получила Торн в полной сохранности, к тому же уцелели склады с оружием и продовольствием. Мы не забудем, кому обязаны! – Он крепко пожал руку Александру, отступил на шаг и торжественно провозгласил: – Его королевское величество король Пруссии Фридрих-Вильгельм Третий приглашает героя Торна на торжественный прием в честь взятия крепости.
Александр поклонился:
– Польщен. Если мое командование не будет против…
– Не будет, – засмеялся Мюфлинг. – Клянусь престолом короля, еще как не будет!
– Ну, тогда, я полагаю, мне останется только сшить себе парадный костюм.
Мюфлинг схватился за голову:
– У вас нет парадного костюма? Да каждый прапорщик…
Засядько посмотрел в смеющееся лицо барона:
– Я не каждый, дорогой барон.
Тот оборвал смех, сказал серьезно:
– Я знаю, Александр Дмитриевич. Я знаю. Но парадный костюм… как же без него? Я сегодня же пригоню вам своего портного. Дело в том, что прием состоится… завтра.
Прием оказался не приемом, а праздником с фейерверками и роскошно уставленными столами, пьянкой, хотя вначале была торжественная часть, выход короля, представление, взаимные поклоны.