— Поправь меня, если я ошибаюсь, — пробормотал он, заправляя ей за ухо непослушную рыжую прядь, — по-моему, нам действительно давным-давно стоило этим заняться.
Она рассмеялась низким грудным смехом.
— И почему только мы так долго тянули?
Дорси коснулась рукой его подбородка, провела пальцем по губам.
— Надеюсь, мы не совершаем ужасную ошибку? — голос Дорси дрожал.
— Не надо! Никогда не думай, что это ошибка. Что бы ни произошло дальше — сейчас, сегодня ночью мы поступаем правильно, — горячо возразил ей Адам и поцелуем закрыл ее рот, не дав произнести ни звука.
Потом он поцеловал ее еще раз. И еще. И еще. Адам на ощупь распустил ленту, что туго стягивала косу, и освобожденные огненные волосы рассыпались по плечам. Он нежно привлек ее к себе — Дорси подчинилась без колебаний. А в следующий миг он уже осыпал поцелуями ее шею и плечи.
Слишком поздно Дорси разгадала этот отвлекающий маневр: Адам уже успел расстегнуть ее рубашку. Прежде чем Дорси успела возразить, он уже нащупал под рубашкой кружевной лифчик. Сжал пальцы на чашечках, пощекотал чувствительную кожу над ребрами. И всюду, где к ней прикасались его пальцы, вспыхивали крошечные, жаркие огоньки.
Как сквозь сон услышала Дорси собственный голос: «Пожалуйста!..» Что «пожалуйста»? О чем она просит? Дорси не знала. Знала одно: того, что делает с ней Адам, недостаточно. Ей нужно больше.
Иного поощрения Адаму не требовалось: с новой силой он обрушил свои поцелуи на ее плечи, шею, лицо, мочки ушей и в конце концов снова слился с ней устами. Дорси приоткрыла губы ему навстречу, страстно и требовательно отвечая на поцелуй. Он захватил ее рот, как завоеватель покоренную крепость, и движения его языка разожгли в Дорси неведомый прежде огонь.
Он навалился на нее, опрокинув на спину, вжав в мягкие подушки дивана. Теперь Адам казался огромным, он закрыл собой весь мир. Дрожь предвкушения прошла по телу Дорси, когда он с новой силой прижал ее к себе. Одна его рука покоилась у нее под головой; другая легла на грудь, сжала нежный холмик, принялась поглаживать вершину. Дорси услышала звук разрываемой ткани: рубашка ее распахнулась сильнее, и прохладный воздух освежил обнаженную пылающую грудь.
Но гораздо приятнее свежего воздуха были прикосновения Адама. Рука его легла на грудь Дорси. Но скоро Дорси почувствовала обжигающий жар поцелуев Адама. Поцелуи, легкие, как крылья бабочки, подбирались все ближе и ближе к соску: наконец Адам втянул сосок в рот и принялся сосать, одновременно лаская языком.
О, что за наслаждение! Что за восторг! Что за блаженство! Но, страстно извиваясь в его объятиях, Дорси ждала большего. И Адам ответил на ее молчаливый призыв, теперь он языком проводил по ее груди, едва касаясь сосков, а руки его тем временем скользили все ниже, к застежке брюк, к резинке трусиков.
Завороженная новыми ощущениями, Дорси не замечала, где блуждают руки Адама. До тех пор, пока он не скользнул под шелковую ткань. Пока не погрузил пальцы в ее нежную плоть. Дорси замерла, напрягшись всем телом; из горла ее вылетел низкий хриплый звук.
Адам остановился, словно ожидая сигнала. Встретившись с ним взглядом, Дорси увидела, что на губах его играет хищная улыбка — улыбка человека, получившего желаемое. Но шли секунды; Дорси молчала и не шевелилась, и улыбка его чуть поблекла. Не потому, что он огорчен, поняла Дорси, а потому, что подумал о чем-то другом.
Рука его снова двинулась вперед: пальцы легко коснулись мягких волосков внизу, двинулись дальше и проникли внутрь. Дорси зажмурилась, хватая ртом воздух. Адам начал двигать рукой — осторожно, мягко, плавно скользя взад-вперед во влажном жару ее естества.
— О, Адам! — шептала она. — Как хорошо! Как…
Она слышала его хриплый смех, но не могла открыть глаз. Ибо никогда прежде не ощущала ничего подобного и страшилась лишь одного, что это блаженство может прерваться. Но Адам не спешил. С каждым уверенным движением его чутких пальцев Дорси откидывалась немного назад — пока наконец не вытянулась на диване, запрокинув голову и открыв тело для сладостного жертвоприношения.
Она смутно чувствовала, что брюки ее, трусы куда-то исчезли. Смутно сознавала, что и Адам избавился от одежды. Смутно ощущала, как он подсовывает ей под бедра подушку. Но смутные ощущения мгновенно приобрели почти невыносимую остроту, когда вместо пальцев к чувствительным складкам женской плоти прильнули его губы! Дорси широко открыла глаза и вскрикнула, пораженная и смущенная таким небывалым натиском. Никто никогда… Она никак не ожидала… Нет, она не позволит… Неужели он хочет…
Ни одну мысль ей не удалось додумать до конца. И неудивительно: сейчас она и собственного имени не помнила. Исчезла Дорси, исчезла Мак, исчезла Лорен Грабл-Монро. Осталась женщина — не больше и не меньше. Женщина, знающая, что всегда будет благодарна Адаму за этот миг самоосознания.
Но это волшебное, трудноопределимое чувство тут же рассеялось, сметенное напором других, еще более чудесных и непонятных. Дорси ни о чем больше не думала, ничего не сознавала — только чувствовала, кружилась в калейдоскопе тысячи разноцветных чувств и ощущений.
Достигнув вершины наслаждения, она громко вскрикнула и, схватив Адама за плечи, инстинктивно притянула к себе в страстной жажде слиться с ним, принять его в себя, стать с ним одним целым. Она не успела сказать ни слова, а он уже раздвигал коленом ее ноги и устраивался между ними. Просунув руку меж бедер, чтобы направить на верный путь его мощное, гордо вздыбившееся орудие, Дорси с удивлением заметила, что Адам уже защитил себя презервативом. Но разочарование ее сменилось сладостным предвкушением, едва Дорси увидела его мужское естество. О, какой же он… какой… Раздвинув ноги еще шире, она подалась ему навстречу.
Адам вошел в нее одним мощным движением, до предела заполнив пустоту. Одним рывком он погрузился в нее целиком, пробуждая спящие уголки плоти, согревая прохладные глубины ее тела. На миг он застыл, словно сам не верил содеянному, но затем вышел из нее и вонзился снова, еще глубже, чем в первый раз. В этот миг Дорси поняла: что бы ни случилось, чем бы ни обернулся для нее этот безумный роман — образ Адама навсегда останется с ней. В самых сокровенных тайниках ее существа.
Больше она уже ни о чем не думала, ибо движения его становились все быстрее, все ритмичней, все настойчивей. Снова и снова он вонзался в нее — глубже и глубже, резче и резче, яростнее и яростнее. Обвив его ногами, Дорси страстно вздымала бедра ему навстречу: казалось, пылающие тела их слились в единое целое. И в миг, когда ей показалось, что слияние завершено, что они поистине стали одной плотью, Адам вдруг остановился.
Если бы не рукотворный барьер, защищающий их обоих от нежелательных случайностей, Адам излился бы в ее глубины и его влага смешалась бы с ее собственной. Что-то в Дорси жалело об этой потере, но она понимала, что Адам поступил правильно. Довольно с нее духовного и душевного единства. В конце концов, это всего важнее.