– Билет туда-сюда, – передразнил странно знакомый голос. – Кто бы мог предположить, Лампа, что ты такая эротоманка, бежишь в кусты с первым попавшимся парнем, а еще арфистка, интеллигентная дама.
Я резко повернулась и вновь заорала:
– Родион!
– Да замолчишь ты наконец! – вышел из себя Гвоздь. – Бога ради, заткнись и слушай меня.
Я зажала рот руками.
– Раздевайся! – велел Родион.
– Зачем?
– Некогда объяснять, быстрее, куртку, шапочку, джинсы… Китаец, иди сюда.
Парень, которого я приняла за памятник, беззвучно приблизился и тоже начал разоблачаться.
– И что мы с ним сейчас тут будем делать? – поинтересовалась я, клацая зубами от холода. – А колготки снимать?
– Все-таки ты, Лампа, явно со сдвигом на сексуальной почве, – вздохнул Родион, – чулочки оставь, на…
Он протянул мне одежду парня:
– Зачем?
– Одевайся!
Через пару минут мы стояли друг против друга – я и юноша, которого Гвоздь назвал Китайцем. Он и впрямь походил на жителя страны Великой стены – малорослый, щуплый, только глаза не раскосые, а большие и выразительные.
– Давай, Китаец, двигай, – велел Родион и, выхватив из моих рук сумочку, сунул ее юноше.
Тот молча исчез в темноте, словно растворился. Тут только я опомнилась.
– Как ты сюда попал?
– Потом, все потом, – ответил Гвоздь и приказал: – Пошли!
Мы свернули на другую дорожку и как-то быстро оказались за оградой кладбища, прямо на шоссе. Там стояла большая блестящая иномарка с тонированными стеклами. Гвоздь впихнул меня на заднее сиденье, сам сел возле шофера и коротко бросил:
– Миша, дай ей кофе с коньяком.
Водитель открыл термос, наполнил пластиковую чашечку и ласково спросил:
– Бутербродик желаете? С осетринкой?
– Да что происходит, в конце концов? – заволновалась я.
– Потом, – тоном, исключающим любые споры, отчеканил Родион, – имей терпение!
Потекли минуты. Наконец раздался легкий стук. Родион приоткрыл дверь. Стоявший у автомобиля парень, не Китаец, другой, абсолютно мне неизвестный, тихо произнес:
– Все.
– Поехали, – бросил Родион.
Машина, сыто заурчав, покатилась по шоссе.
– Мы куда? – не выдержала я.
– В Вихрево, – спокойно пояснил Гвоздь.
– Но меня ждет на Октябрьской улице в доме восемнадцать Ольга Кац! У нее дневник…
– Знаю, – прервал Родион, – не волнуйся, дама едет с нами.
– Где?
– В другой машине.
Я обернулась. Сзади, светя фарами, двигался еще один автомобиль.
– Ты бы подремала, – предложил Гвоздь, – ложись на сиденье, укройся пледом и бай-бай. Утро вечера мудренее.
То ли я очень устала, то ли в кофе налили не только коньяк, но моя голова внезапно стала невероятно тяжелой, и я рухнула на кожаные подушки.
Как мы доехали до Вихрева, я не помню. Меня вытащили из машины и буквально внесли в комнатку. Какая-то женщина стащила с меня чужую, пахнущую табаком одежду и помогла лечь в кровать. Затем, проявив материнскую заботу, подоткнула одеяло.
– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, как каменеют руки и ноги.
– Спи спокойно, детка, – ласково ответила тетка.
И через минуту заорала:
– Эй, Лампа, вставай!
От неожиданности я резко села. Одеяло свалилось на пол. В незавешенное окно бил яркий солнечный свет.
– Вставай, – повторил Родион, – давай умывайся и спускайся в гостиную, все ждут.
– Кто? – пробормотала я, тряся плохо соображающей головой.
– Там увидишь! – загадочно ухмыльнулся Громов и спросил: – Соблазнить решила?
Тут только я сообразила, что сижу перед ним в крохотных трусиках.
– Ой! – взвизгнула я и прикрылась подушкой.
– Проснулась? – спросил Родион. – Теперь, поторопись.
В роскошно оборудованной ванной я попыталась привести себя в порядок, но как прикажете это сделать, когда из подручных средств только расческа? Правда, мою одежду кто-то выстирал, и она аккуратно висела на кресле, распространяя запах ополаскивателя «Ленор».
Плюнув на внешний вид и сгорая от любопытства, я сбежала на первый этаж и пошла по коридору на звук возбужденных голосов.
В большой комнате сверкал накрытый стол. Возле каждой тарелки выстроились шеренги бокалов и рюмок. В центре красовались блюда с колбасами, сырами, зелень, помидоры, джем и тосты. Но гости еще не приступали к трапезе. Я огляделась. Так! Андрей и Валерия Корчагины, причем вид у них не слишком парадный. Он в потертых джинсах и простой клетчатой рубашке, она почему-то в костюме, больше всего смахивающем на пижаму. Чуть поодаль, в кресле у торшера, нервно теребя пояс от трикотажного платья, сидела Зюка, а у окна преспокойненько дымил сигаретой Леня Дубовский. В противоположном от него углу, возле столика с напитками, стоял взлохмаченный Борис Львович. Увидав, как я вхожу в гостиную, Родион мягко улыбнулся и произнес:
– Ну вот, теперь, когда все нужные лица в сборе, разрешите задать вам вопрос – никто не хочет полакомиться ликером «Айриш Крим»?
– Черт знает что! – заорал Андрей Корчагин. – Кто вам позволил? Как вы посмели притащить нас сюда под конвоем, словно преступников?
– Что вы, – спокойно возразил Родион, – я просто позвал всех в гости, дабы за дружеской беседой расставить все точки над i.
– Ничего себе гости! – взвизгнула Зюка. – Да ко мне какие-то бандиты вломились посреди ночи, даже макияж не дали наложить!
– Вам он не нужен, – галантно отозвался Родион, – вы и так выглядите изумительно!
Зюка дернула плечом, но по ее лицу стало понятно, что комплимент достиг цели.
– Зачем мы здесь? – тихо спросила Валерия.