Он редко завтракал в отелях, предпочитая высыпаться. К тому же всегда возил с собой небольшой электрический чайник, любимую кружку и чай. Кофе Дронго почти никогда не пил. Однажды он прочитал, что один из его кумиров — выдающийся режиссер Джим Джармуш — не пьет кофе, предпочитая ему хороший английский чай, и подумал, что они похожи. Правда, в отличие от Джармуша Дронго никогда не курил — за всю свою жизнь так и не выкурил ни одной сигареты. Когда его спрашивали, почему же не попробовал, очень удивлялся. Можно попробовать пройти по канату над пропастью, можно попробовать наркотик, можно попробовать просидеть в воде больше положенного времени, все что угодно можно попробовать, только зачем? В таких случаях он вспоминал, как дьявол предложил Христу прыгнуть с вершины горы, чтобы доказать, что он сын божий. А Христос ответил, что не стоит искушать господа. Если Христос не торопился прыгать, то зачем обычному человеку так торопиться доказать, что искушение стоит собственной жизни? Хотя в последние годы после беспрецедентной кампании, развязанной против курильщиков, и в связи с повсеместными запретами на курение он даже был готов закурить, чтобы бросить вызов всем этим дурацким запретам. Его возмущало такое ограничение свободы людей, их естественного права выбора.
За завтраком Дронго попросил чая, а Даббс выбрал кофе. Американец обратил внимание, что его коллега почти ничего не ест.
— По утрам я плотно не ем, — пояснил тот.
— А я наоборот. Утром основательно подкрепляюсь, чтобы продержаться до вечера. Бывают дни, когда не успеваешь пообедать, — пояснил Даббс, заказав себе омлет из двух яиц с беконом.
Дронго ограничился булочкой с медом.
— Я всю ночь думал, куда он мог подеваться, — признался Даббс. — Наверное, придумал какой-то трюк с переодеванием. Иначе ничего не получается. Не мог же он просто так пройти мимо офицеров полиции. Его обязательно остановили бы. И с усами, и без усов.
— Я тоже об этом думал, — поделился Дронго. — Но где он мог найти для этого место на площади? В соборе? Не подходит. Там даже нет туалетов, куда можно забежать. Остаются магазины и бары. Но если бы он вошел в туалет ресторана в одной одежде, а вышел в другой, на него сразу же обратили бы внимание официанты, бармен, метрдотель и клиенты ресторана. Этот вариант тоже не подходит. Тогда где? Я думал, что он добежал до какой-нибудь ближайшей церкви и спрятался там. Но сегодня я говорил с дежурным офицером, и он заверил меня, что с разрешения венецианского патриарха все соседние храмы взяты под особый контроль, проверены и опечатаны. Этот вариант отметается. Тогда куда он исчез?
— У него, безусловно, было убежище где-то рядом с собором, — решительно заявил Даббс.
— Что ж, придется его поискать, — согласился Дронго. — Обойти все квартиры, все дома, метр за метром, сантиметр за сантиметром. И постараться выяснить, куда он мог спрятаться. У вас будет очень сложная задача.
— У нас? — удивился Даббс. — Ты что же, решил не оставаться вместе с нами?
— Знаешь, в чем преимущество моего положения? — отозвался Дронго. — Вы все на государственной службе и не можете себе позволить никаких самостоятельных действий без согласования с руководством. А я могу. В этом мое несчастье и мое преимущество.
— Почему преимущество, мне понятно, — улыбнулся американец. — А в чем несчастье? Разве так плохо быть свободным?
— Это самое лучшее, что можно пожелать, — искренне ответил Дронго. — Но я отдал бы все, в том числе и мою свободу, за страну, которой у меня уже нет. Я слишком любил ту страну и никогда этого не скрывал.
— Господи, — растерялся Даббс, — ты же один из лучших экспертов-аналитиков в мире. Неужели ты действительно серьезно полагаешь, что ваша бывшая страна имела право на существование? Разве можно тосковать о Советском Союзе? Это была закрытая тоталитарная система, в которой не было места свободе. Ты не мог бы вылететь даже в Италию к Джил. Каждый раз приходилось бы проходить унизительную процедуру получения разрешения на выезд. А сегодня имеешь возможность ездить по всему миру. Как можно сожалеть о развале той страны, в которой вы были так несвободны?
— А я жалею, — возразил Дронго. — Можно считать, что у меня просто ностальгия по молодости. Хотя нет. У тебя слишком однообразное представление, Вирджил. В той стране не все было так уж плохо. Мне действительно пришлось бы брать разрешение на выезд в Италию. Но в той стране люди стояли по ночам в очередях, чтобы подписаться на собрание сочинений Диккенса или Бальзака, купить книги Чехова или Булгакова. Ты можешь себе представить, чтобы в Америке кто-нибудь не спал ночью перед книжным магазином, чтобы получить такую подписку? Или вообще купить книги?
— Зачем? Все есть в Интернете.
— Тогда не было Интернета. И люди были другими. Книги были самым большим дефицитом. И не только потому, что колбаса тоже была дефицитом. Впервые в истории человеческой цивилизации создавалось общество, свободное от проклятой власти денег. Вам, американцам, этого никогда не понять, Даббс. Вы все другие. Люди были несвободны от власти чиновников, но по-настоящему свободны от власти денег. Общество было совсем другим. Театр, кино, литература, музыка, искусство. Это была первая попытка создать не просто идеальное общество, а общество всесторонне развитых людей. И нужно сказать, что не все попытки сделать это оказались безуспешными…
— По-моему, ты лукавишь, — возразил Даббс. — Наше общество, конечно, лучше.
— Возможно, в чем-то да. А в чем-то и нет. Мы живем с тобой в эпоху победившего капитализма. Но история может сделать и другой оборот.
— Никогда, — убежденно отрезал Даббс. — Социализм на нашей планете уже умер. Навсегда.
— Не нужно утверждать так категорично. Хотя бы потому, что в Китае живет каждый четвертый житель земли. А там действуют несколько иные принципы жизненных отношений, чем в США. И вообще, это ненужный спор, Вирджил. Я не говорю, что мне все нравилось в той моей стране. Я лишь сказал, что сожалею о ее развале. Не люблю патетики, но я заплатил слишком большую цену за свободу. У меня не осталось моей страны, моей прежней работы, я потерял Натали, о который ты недавно вспоминал. По-моему, слишком много.
Даббс помолчал, не решаясь возразить, затем спросил:
— И что ты надумал делать?
— Начну с Севильи. Он ведь отправил последнее сообщение оттуда. Хочу понять, как он мог так быстро там оказаться. Если бы я знал, из какого города он выехал, мне было бы легче. Но я этого не знаю. Значит, нужно ехать в Севилью. К тому же там у меня есть одна знакомая.
— У тебя знакомые в каждом городе, — улыбнулся Даббс.
— Это не тот случай, — грустно возразил Дронго, — она в клинике, на лечении. И кажется, врачи считают, что шансов на выздоровление у нее почти нет. А я был невольным спусковым механизмом, который окончательно добил эту несчастную, разоблачив ее преступления.