Наташу Гурон увидел в курилке. Она разговаривала с какой-то женщиной, сигарету в руке держала неумело. Гурон подошел, поздоровался… глаза у Наташи были припухшие, без косметики – плакала.
– Как он? – спросил Гурон.
– Плохо, Жан, плохо… его сильно избили. Очень сильно. Сюда привезли в бессознательном состоянии.
– А что врачи?
– Врачи говорят: непосредственной угрозы для жизни нет, но…
Гурону стало тошно. Он быстро, перебивая, сказал:
– Медицине, Наташа, нужно верить. Сейчас с ним можно поговорить? Он в сознании?.
– Да, он в сознании… он про вас спрашивал, Жан. Я потому и потревожила вас, что Валя сказал: позвони Индейцу… то есть, извините…
– Не нужно извиняться. Паганель именно так и сказал: позвони Индейцу.
Мимо проехала медсестра с каталкой. Гурон сказал:
– Ну, я пойду поговорю с Валей.
– Да, да, конечно… он вас ждет.
* * *
Лицо у Валентина было опухшим, черным – смотреть страшно. На голове – повязка, на груди – тоже, рука в гипсе. Гурон присел рядом, спросил негромко:
– Как ты, Паганель?
– Нормально, Индеец, – с трудом ответил Валентин. В нижней челюсти не хватало двух зубов, и слова он выговаривал не очень чисто.
– Они?
– Они.
– Суки! Из милиции к тебе уже приходили?
– Нет, не было никого, – сказал Валентин, дыша тяжело, со свистом – Ты вот что, Индеец… ты Наташу спрячь куда-нибудь. Хоть в Выборг, что ли. Она же из Выборга сама, у нее там и квартира есть.
– Об этом не беспокойся, – сказал Гурон. – Сделаем.
– Ты не понимаешь, Ваня… это – зверье. Они же тебя ищут.
Гурон помолчал, потом процедил:
– Считай, что они меня уже нашли.
Паганель сделал движение – протестующее – скривился от боли и произнес:
– Ты не понимаешь, Ваня… не связывайся с ними. Ты лучше пришли ко мне Чапая…
– Погоди, Валя, – перебил Гурон. – Чапая я, конечно, к тебе пришлю – не вопрос. Но… не надо ничего рассказывать Чапаю. Никому ничего не надо рассказывать. Придет завтра ментовский следак, будет спрашивать: что? Кто? Почему? – отвечай: не знаю, шпана какая-то.
– Почему? – спросил Валентин. Закашлялся, скривился. На соседней койке застонал пожилой мужчина.
– Потому, что так надо, – ответил Гурон. – Поверь мне, Валя: так надо.
– Что ты хочешь сделать, Индеец?
– Потом объясню… дай мне слово, что никому ничего не расскажешь.
– Ванька!
– Дай мне слово, Паганель, – настойчиво повторил Гурон. Валентин вздохнул, произнес:
– Сукой буду.
* * *
Наташа все так же стояла в курилке, крутила в руке погасшую сигарету, смотрела пустыми глазами. Гурон подошел, взял сигарету из ее руки, сказал:
– Зачем вы курите, Наташа? Вы же не курите.
– Я… я разнервничалась.
– Я понимаю. Но нервничать не надо. Все будет хорошо.
Гурон взял сигарету из ее руки, выбросил в урну. Наташа спросила:
– За что его так, Жан?
– Не знаю… обычная шпана. Разве таких сейчас мало?
– Господи, это же звери какие-то… это не люди.
Гурон кивнул:
– Звери. Вы пойдите сейчас к Вальке, а я схожу побеседую с врачом.
Наталья кивнула: да, да, – и ушла. Гурон посмотрел ей вслед, подумал: повезло Вальке с женой.
* * *
Врач был одних, примерно, с Гуроном лет, выглядел усталым, курил дешевую "Приму". Спросил:
– Вы кем приходитесь Валентину Степановичу?
– Друг.
– Понятно… ну что вам сказать? Прямой угрозы для жизни нет. Но били его сильно: рука сломана, три ребра, зубы, множественные ушибы… это – семечки. Подлечим. Но – сотрясение мозга и субдуральная гематома. У нас пролежит как минимум пару недель, а там посмотрим… но били его страшно, на убой били. В сопроводительных документах сказано, что его подобрали на улице. А у меня такое впечатление, что его доставили прямиком из пыточного застенка…
Гурон задумался… он очень хорошо представлял себе, что такое пыточный застенок.
– Это же не люди, – продолжил хирург. – Я бы таких расстреливал.
Гурон кивнул:
– Сделаем, доктор.
– Простите, не понял, – сказал врач удивленно.
– Это я так… о своем задумался, – ответил Гурон. – Что необходимо, чтобы поставить Валентина Степановича на ноги?
– В первую очередь – лекарства… с лекарствами, Жан Петрович, у нас туго. Если сможете, то…
– Сделаем, Сергей Василич. Пишите рецепты.
– Рецепты нынче не нужны, нужны денежные знаки. Как говорят наши больные: дешевле помереть, чем вылечиться.
Хирург написал на бумажке, что нужно. Гурон пожал ему руку и вышел. Внутри клокотало… на убой, говоришь, били?
* * *
Через полчаса к Буйволу подскочили Горбач и Чирик, сели в "Волгу". Буйвол объяснил задачу. Осталось дождаться появления "отморозка". Ждали больше часа. Буйвол даже засомневался: а может, просмотрел? Может, этот отмороженный через какой другой выход вышел? Когда Гурон наконец-то появился в дверях, Буйвол сказал:
– Ййеес! Вот он, козлина.
– И баба с ним, – заметил Горбач. – С бабой-то что будем делать?
– Бабу – на х…! – отрезал Буйвол. Горбач довольно заржал и сказал:
– А как же? Бабу, известное дело, тока на х… и сажать. На то она и баба.
– Все шуточки тебе, Горби? Все хохмочки? Если этого урода сразу не вырубим – вот тогда посмеешься.
Горбач сказал:
– Да ладно тебе, Буйвол. Говно-вопрос, возьмем, как цуцика… подгони-ка тачку поближе.
Буйвол воткнул первую передачу и переместил "Волгу" к калитке в больничной ограде. Все трое – Горбач, Червонец и Буйвол – вышли из машины. Буйвол открыл крышку багажника, Горбач достал из багажника милицейскую дубинку.
Гурон вел Наташу под локоток, говорил какую-то ерунду про то, что, мол, Валю мы поставим на ноги в два счета – и к бабке не ходи. А вы, Наташа, обещайте мне, что на свадьбе вы обязательно пригласите меня на белый вальс… Гурон пытался отвлечь Наташу, врал, а сам думал о другом: где взять деньги? И – где взять оружие?.. Без оружия-то обойтись можно, но вот деньги на лечение Паганеля нужны. Денег почти нет. И было не так-то много, да еще он отдал большую часть матери Анфисы… Можно занять в долг у тетки Анюты. У Чапая можно взять. У Наташи спросить можно… Так ведь они сами нищие – много ли у них возьмешь?.. Продать что-нибудь? Так ведь нечего… заложить мамины "драгоценности"? Отцов серебряный подстаканник? А сколько за них дадут?