— Как может быть еще холоднее?
— У вас будет такая погода, какая сейчас в Вайоминге, вот как.
— Ты говорила с метеорологами?
— Нет, я смотрела канал погоды.
— А что в Вайоминге?
— У них почти тридцать четыре с половиной ниже нуля.
— Потрясающе.
— Ты справишься. Ведь ты большой мальчик. Судя по твоей внешности, среди твоих предков были скандинавы.
— Что, «Гугл планета Земля» теперь способен видеть сквозь крышу?
— Нет, в твоем досье есть фотография.
— А как насчет тебя?
— Да, в моем досье она также есть.
— Я имел в виду совсем другое. У меня нет твоего досье.
— Я одноглазая горбунья пятидесяти одного года от роду.
— Я так и подумал по твоему голосу.
— Засранец.
— Полагаю, твой рост пять футов и шесть или семь дюймов, но ты худощавая. И весь твой голос исходит из горла.
— Ты хочешь сказать, что у меня плоская грудь?
— Размер 34А — не больше.
— Проклятье.
— Светлые волосы, скорее всего короткие. Голубые глаза. Из Северной Калифорнии.
— Возраст? — спросила она.
Ричеру было тридцать два года, когда он в первый раз сел за побитый письменный стол, — слишком стар и одновременно молод для такой важной должности. Молод, потому что он был звездой, а стар, потому что попал туда слишком поздно для звезды. На то имелись причины: Ричер не являлся человеком системы, и ему не слишком доверяли.
— Тебе тридцать или тридцать один, — сказал он, потому что знал: когда имеешь дело с женщинами, лучше немного подстраховаться.
— Лесть поможет тебе пробраться куда угодно, — сказала она. — Ну, мне пора. Позвони мне позднее.
Все в доме вернулось к прежней рутине. Петерсон ушел, две женщины из дневной смены отправились спать. Джанет Солтер показала Ричеру спальню, окно которой располагалось над крышей крыльца. В принципе, самое уязвимое место, но его это не беспокоило. Ярость компенсирует любые тактические недостатки. Он ненавидел, когда его будили ночью. Если чужак заберется через окно, то вылетит обратно, как копье.
Было без пяти два ночи.
Осталось двадцать шесть часов.
Ричер планировал спать до восьми, но его разбудили в половине седьмого. Петерсон вошел в спальню, а потом, видимо, какой-то древний инстинкт заставил его помедлить, стукнуть по раме кровати и быстро отступить назад. Должно быть, он решил, что так будет безопаснее всего. Вероятно, боялся, что Ричер сломает ему руку, если он наклонится и дотронется до его плеча.
Не исключено, что он не ошибался.
— Что? — спросил Ричер.
— До рассвета меньше часа, — ответил Петерсон.
— И?
— Ты хотел уехать с рассветом.
— Куда?
— В лагерь байкеров. Помнишь? Ты же сам предложил.
Ричер нашел Джанет Солтер на кухне, она была полностью одета и успела заварить кофе; старая кофеварка урчала и постукивала.
— Мне нужно уехать, — сказал Ричер.
Она кивнула:
— Мистер Петерсон мне сказал. С вами все будет в порядке?
— Надеюсь.
— Я не очень понимаю, как такое может быть. Там триста человек, а у вас всего лишь шестизарядный револьвер.
— Нам нужна информация.
— Все равно.
— У меня есть Четвертая поправка. Другая защита не потребуется. Если я пострадаю или не вернусь, у полицейских появится повод для обыска. А байкерам это не понравится. Они будут обращаться со мной с максимально возможной деликатностью.
— В это трудно поверить.
— А с вами здесь все будет в порядке?
— Надеюсь.
— Если полицейские снова уйдут, возьмите ваш пистолет и запритесь в подвале. И никому не открывайте дверь, кроме меня.
— А у нас будет пароль?
— Вы можете спросить меня о моей любимой книге.
— Но у вас ее нет. Вы мне сами сказали.
— Верно. Значит, таким и будет правильный ответ.
Кофеварка отключилась, и Ричер щедро налил кофе в одну из больших белых кружек, стоящих на стойке.
— А полиция уедет? — спросила Джанет Солтер.
— Скорее всего, нет.
— Но бунт может начаться снова.
— Маловероятно. Бунты в тюрьмах случаются редко. Как и революции в любой стране. Нужно, чтобы совпали слишком многие факторы.
— Ну, тогда побег.
— Еще менее вероятно. Сбежать из тюрьмы очень сложно. Люди, которые там работают, об этом позаботились.
— Вы хотите сказать, что мои проблемы закончились?
— Вполне возможно.
— Так вы вернетесь сюда или нет?
— Я думаю, что автострада все еще закрыта.
— А куда вы отправитесь, когда она откроется?
— Не знаю.
— Думаю, вам стоит съездить в Вирджинию, — сказала Джанет Солтер.
— Возможно, она замужем.
— А вы спросите у нее.
Ричер улыбнулся:
— Может быть, и спрошу.
В коридоре Петерсон рассказал ему, что снаружи стоит машина без опознавательных знаков, двигатель включен, автомобиль недавно прошел обслуживание. Бак заполнен бензином. На задних колесах стоят цепи, на передних — зимние шины. В лагерь байкеров нет прямой дороги. Нужно ехать на юг в сторону автострады, но свернуть на запад, не доезжая милю до развязки на старой дороге, которая идет параллельно.
— На той самой, где убили адвоката, — сказал Ричер.
— Но он ехал на восток, — заметил Петерсон. — И все же тебе не стоит останавливаться, если кто-то помашет тебе рукой.
— Я не стану, можешь не сомневаться, — заверил его Ричер.
Итак, пять миль по старой дороге, потом свернуть направо и ехать на север по двухполосной автостраде штата. Через восемь миль он окажется на идеально прямом, протяженностью в две мили участке, построенном армейскими инженерами пятьдесят лет назад. Тот приведет его прямо в лагерь, где Ричер найдет пятнадцать деревянных домиков и старое каменное здание, которые выстроились по восемь в ряд по обе стороны улицы, идущей строго с востока на запад.
— Каменное здание находится в заднем левом углу, — сказал Петерсон.
Было без пяти семь утра.
Остался двадцать один час.
А в доме, который находился южнее на тысячу семьсот километров, было без пяти восемь утра. Платон закончил завтракать и собирался нарушить многолетнюю привычку. Он решил исключить из цепочки посредника, живущего за стенами городской виллы, и позвонить своему человеку в Штатах напрямую.