— Ладно, командир, — Антон повернулся к Перцу, — командуй.
— Топай на улицу, — кивнул Перец. Он передернул затвор пистолета, выбросив два патрона на пол.
Антон повернулся и пошел к двери, ощущая всем организмом, какая у него широкая и беззащитная спина. Выстрел прозвучал. Он грохнул так, что с потолка посыпался какой-то мусор сквозь щели в досках. Даже жесть на окнах завибрировала, а один из фонарей на полу упал.
Антон резко обернулся. Агент висел на веревках, безвольно свесив голову на грудь. Во лбу у него зияла дырка, из которой толчками текла кровь. Стена за его головой была забрызгана темным. Перец равнодушно посмотрел на Антона, пряча пистолет за ремень джинсов. Выходит, что ненастоящих патронов в магазине пистолета было всего два.
Не выдав себя эмоциями, Антон вышел на улицу и остановился, поджидая своего нового начальника. Агента было жаль. Не как человека, а как источник информации. Быков много бы у него выведал интересного, ценного. И про Иванова, и про других. Да, в этом Быков прав, от трупов толку мало. Никакого от них нет толка.
— Поехали, — как всегда лаконично бросил Перец, выходя из дома.
Антон поспешил за ним к машине, лихорадочно соображая, как же ему связаться с Быковым. Бандиты знают, где Иванов. Не исключено, что Антона прямо сейчас или очень скоро возьмут с собой, чтобы накрыть Иванова с его подручными и рассчитаться за все. Очень было бы хорошо и группу нападения, и самого Иванова взять именно в этот момент.
— Жрать хочешь? — вдруг спросил Перец, когда они уже выехали на шоссе.
— Пора бы уже, — недовольно ответил Антон. — На дело когда едем?
— Позже… Не сегодня.
— Хочешь проверить, убедиться, не обманул ли Агент? Не поспешили вы с казнью, а то можно оказаться у разбитого корыта. Нового нет, и от старого толка никакого.
— Спокойно, все проверено, — усмехнулся Перец. — Мои братки уже вокруг трутся, секут за полканом. Это все… что там в доме было, оно для тебя. Так Леон велел сыграть, чтобы проверить, как ты поведешь себя. Не верит он тебе, и все тут. Почему — не знаю.
— А ты мне веришь? Или потащишь на операцию ненадежного бойца? Как-то у вас все странно, непонятно делается.
— А у вас? — вдруг взорвался Перец. — Ты сам откуда взялся, ты из какой бригады? Что тебе все не нравится, все не по-твоему! Бери, делай по-своему!
— А ты чего разорался? — засмеялся Антон. — Я всю жизнь сам за себя, и никакой бригады у меня не было. Сам себе начальник, сам себе и доверитель, и доверяльщик.
— Доверяльщик, — проворчал Перец, успокаиваясь. — Че мне тебе не верить? Нету у меня на тебя ничего, проверяли. Двадцать раз проверяли. И по полиции, и по нашим в городе. Никто тебя не видел, никто о тебе не слышал. Нет тебя!
Антон прикусил губу. Вот как! Оказывается, очень серьезно бандиты наводили о нем справки. Если Перец, конечно, не врет, и если у них есть такая возможность — провести квалифицированную и обстоятельную проверку личности. Если у них есть такие, как полковник Иванов, то, наверное, и возможность такой проверки тоже есть. Значит, не нашли ничего? Приятно услышать, особенно когда пистолет у виска периодически пляшет. Значит, говоришь, нету меня? Антон процитировал на память:
И имя твое звучит ниоткуда,
И голос зовет за собой в никуда.
И буду идти в ожидании чуда,
Пока путеводная светит звезда.
Перец никак не отреагировал, только поглядывал в зеркало заднего вида. Антон усмехнулся тому, что ожидал какой-то реакции от уголовника. Все его культурное воспитание, может быть, окончилось девятью классами школы, лагерными песнями про волю и про мать-старушку, которая ждет не дождется сына-вора. — Это че, песня такая? — неожиданно спросил Перец. — Хорошие слова, душевные. Голос зовет никуда… Некуда нас ему звать, и не ждет нас никто. Это жизнь, Антоха!
Антон закашлялся в кулак, чтобы скрыть смех. Никак он не ожидал, что коротким четверостишием, случайно когда-то запомнившимся, он затронет этого закоренелого бандита за живое. Гляди-ка, слова ему показались душевными!
Вертолет в низко надвинутой на глаза кепке брел по Западному кладбищу. Поездка в район принесла только боль. Он так надеялся, он боялся мечтать, но мечтал об этой встрече. Это он, человек, который треть жизни просидел в колонии, человек, который привык брать от жизни все, что хотел, и выдирать свое с мясом и кровью, человек, который привык жить по волчьим законам, этот человек сказал о себе — «мечтал».
Только не так он себе представлял эту встречу. Однако судьба привела его на кладбище, и он ищет сейчас могилу той женщины, которую не помнил даже в лицо, не помнил ее голоса. Это произошло случайно, в компании, очень много лет назад, двадцать с лишним. Они веселились, он, тогда еще не загрубевший от колоний и уголовной среды, веселил женщин, много пил и смеялся. А потом они отправились кататься на пароходике.
Это случилось в тот же вечер за городом. Один из членов компании, а может, и виновник торжества, этого Вертолет уже не помнил, пригласил всех закончить веселье у него на даче. И там они продолжали пить шампанское, танцевать, петь. Там у него с ней и произошло. Один раз, в хмельном угаре… А наутро Вертолет был уже далеко. И он больше не вспоминал той женщины, он забыл ее имя и ту мимолетную встречу.
Теперь он знает, что ее зовут Вера Павловна Макарова, что у нее родилась дочь. И что они там больше не живут. А похоронили Веру в Екатеринбурге, где она скоропостижно скончалась года три назад. И одна очень дальняя родственница, не имея денег, похоронила Веру на задворках Западного кладбища за счет социальной помощи. Вот она…
Вертолет остановился и сел на корточки. Холмик осел, покрылся травой. Ни оградки, ни памятника, только табличка на ножке из проволоки. И буквы с цифрами. Все, что можно было сделать бесплатно, что смогла сделать ритуальная фирма на сумму субсидии. Вертолет закурил, держа сигарету по-лагерному в кулаке, и стал смотреть в сторону, туда, где на окраине кладбища росли высокие деревья, где с шумом дрались вороны. Жизнь идет, даже птицы, и те чем-то заняты. А он сидит у могилы женщины, от которой у него дочь. И знай он о том раньше, может, и жизнь сложилась бы иначе. А может, и не сложилась, но знать об этом он должен был еще тогда.
Нет, тогда его это не интересовало, потому что тогда он свято верил в воровские законы. А настоящий вор не должен иметь дом, семью, не должен работать. Вор — это перекати-поле, это человек-искатель, искатель счастья, воровского фарта, человек, живущий сегодняшним днем, этой минутой. Жизнь прошла, а что осталось? Глупые принципы, истраченные годы и никакого следа на земле. Теперь вот он узнал, что след все-таки есть, только отыскать его не удалось. Может, эта могила и есть его след? Как все поздно, глупо, не вовремя! Как все слишком поздно…
— Лешенька, — раздался сзади голос. — Ты чего же это тут?