Он сделал движение большим пальцем. Раздался громкий щелчок, звук которого она уловила не только в ушах, но ощутила телом, как он отдается в шее и челюсти.
— Слыхала, сеньорита?
Она медленно кивнула головой.
— На этот раз никакого предохранителя. Остается только нажать курок. Попробуй только сказать что-нибудь по радио, и я вышибу тебе мозги, а двух других женщин отдам своим ребятам. Мы очень долго просидели в джунглях, понятно? А после этого я отрежу cojones у твоего француза.
Он ухватил ее между ног, смяв тонкий материал юкаты. Его лицо расплылось в широкой ухмылке. Сердце Хисако громко стучало. Она почувствовала, что может потерять контроль над своим кишечником. Пистолет больно вдавился под челюсть, вызывая удушье и рвоту.
— Поняла? — поинтересовался Сукре.
— Да.
— Хорошо. И говори покороче.
— Он захочет разговаривать по-японски, — сказала она.
Вызывая ее, Мория должен был воспользоваться английским, но, говоря с ней, естественно, перейдет на японский.
На лице Сукре отразилось удивление, затем раздражение. Но он тут же расплылся в улыбке:
— Скажи ему, что твой француз хочет послушать ваш разговор.
Она послушно кивнула:
— Хорошо.
Он убрал свою руку, отступил назад и махнул ей в сторону радиорубки.
Радиооператор «Надии» уступил ей свое место. Сукре сел справа, лицом к Хисако и приставил ей пистолет к правому уху.
— Давай, — приказал он, не сводя с нее глаз.
Она взяла трубку и приложила ее к левому уху. Это было для нее непривычно и вызывало странное чувство.
— Алло, — сказала она, проглотив комок в горле.
— Хисако? Почему за тобой так долго ходили? Где ты запропастилась? Впрочем, не важно. Знаешь, это уже становится просто смешно!…
— Господин Мория, господин Мория…
— Да?
— Говорите, пожалуйста, по-английски. Со мной здесь друг, он не знает японского.
— Что?… - спросил Мория по-японски, затем продолжал, перейдя на английский. — О… Хисако… Это обязательно?
— Да, прошу вас! Ради меня!
— Очень хорошо. Очень хорошо. Так вот что я хотел сказать… У нас, кажется, все отменяется. Они по-прежнему… по-прежнему надеются услышать когда-нибудь твое выступление, но… Ах, прости меня, пожалуйста! Я был так невежлив! Как ты поживаешь?
— Отлично. А как вы?
— Ну вот! Ты даже не хочешь говорить со мной! Я знаю, раз ты говоришь так односложно, это значит, что ты на меня сердишься. Прости! Я, конечно, виноват!
— У меня все в порядке, Мория-сан, все хорошо, — повторила Хисако. — Как дела у вас?
— С тобой действительно все в порядке? У тебя какой-то не такой голос.
Сукре так вдавил пистолет ей в ухо, что она невольно наклонила голову влево. Она закрыла глаза.
— Господин Мория, — сказала она как можно спокойней. — Пожалуйста, поверьте мне, со мной все хорошо. Зачем вы мне позвонили? Пожалуйста, мне пора уходить…
Глазам стало горячо от подступивших слез.
— Я просто хотел спросить, что там у вас делается. Не случилось ли чего-нибудь? Хм… Так как там у вас? «Си-эн-эн» сообщает, что венсеристы, возможно, будут штурмовать столицу. Это правда? Тебе надо во что бы то ни стало выбираться оттуда! Тебе надо уезжать!
Давление на ее ухо слегка ослабилось, и она немного распрямила шею, подвинув от себя пистолет и бросив сердитый взгляд в сторону Сукре, который, уже без ухмылок, сверлил ее взглядом.
Она поморгала глазами и шмыгнула носом, чтобы прогнать непрошеные слезы, которых ей было стыдно.
— Нет, — сказала она господину Мории. — Может быть, позднее. Скорее всего, позднее. Сейчас я не могу выбраться отсюда. Извините!
Она обязательно что-нибудь скажет, решила Хисако. Не для того, чтобы сообщить об опасности, а чтобы кое-что разузнать. Надо как-то сказать, что они ожидают самолета с конгрессменами. Теперь ее сердце колотилось в груди сильнее, чем тогда, когда Сукре приставил ей пистолет к подбородку. Она начала мысленно составлять такую фразу, чтобы в ответ на нее господин Мория должен был сказать, полетит самолет или нет. И хорошо бы спросить его так, чтобы ей не вышибли за это мозги.
— Ты подумай, — сказал господин Мория. — Я позвоню позже, когда мы сможем поговорить наедине. А так все-таки неудобно. Хорошо?
— Я… ну, да, — сказала она, ее внезапно затрясло, и она поняла, что не способна ясно соображать.
Рука, в которой она держала трубку, болела; она поняла, что вцепилась в нее, как за край отвесной скалы перед падением в бездну.
— До свидания, Хисако, — сказал господин Мория.
— Д-да, до свидания… сайонара…
Она не могла справиться с дрожью. Глаза у нее были закрыты. На линии послышались щелчки. Кто-то забрал у нее трубку, разжав ее пальцы; она расслабила их, как только почувствовала прикосновение чужой руки. Открыла глаза уже в тот момент, когда Сукре вешал трубку на место.
— Ты вела себя хорошо, — сказал он ей. — Все в порядке. Теперь пойдем обратно.
Потом, когда в ее ушах еще стоял звон, она обнаружила, что ей очень трудно по порядку восстановить в памяти все, что случилось. Ей казалось, будто это происходило бессвязно и беспорядочно, словно насилие совершалось в другой реальности со своим особым микроклиматом.
Все еще дрожа, она шла по коридору; за спиной у нее топал Сукре. В дальнем конце коридора, который вел из надстройки на открытую палубу, ей почудилось какое-то движение. Но она не обратила на это внимания, поглощенная мыслями о том, что надо было сказать господину Мории, и чувством вины за то облегчение, которое она испытала, не успев ничего сказать и таким образом избежав смертельной опасности.
Они уже подходили к трапу, по которому можно было спуститься на нижние палубы, как вдруг в противоположном конце коридора раздался приглушенный возглас. Она подняла голову. Тут резко и оглушительно грянул выстрел. Она замерла. Сукре что-то сказал, но она не поняла его слов. Еще один выстрел. Ее толкнули в спину. Трап был справа.
Из дверей каюты напротив, как чертик из табакерки, выскочил одетый в пляжные шорты Стив Оррик, в руках у него были пистолет и автомат «узи». Она почувствовала, как у нее отвисла челюсть. Его глаза расширились. Подняв ствол автомата, он нацелился куда-то через ее плечо. Толчок в спину отбросил ее на поручни трапа с такой силой, что она чуть было не перелетела через них в лестничный пролет. Она обернулась и успела увидеть искаженное гримасой лицо Оррика, безрезультатно щелкающего курком по-бульдожьи тупорылого «узи». Сукре уже поднимал пистолет.
Она ударила ногой по автомату Сукре. Очередь ушла в потолок, наполнив замкнутое пространство коридора оглушительным грохотом. К этому моменту Хисако поймала равновесие и с размаху ударила Сукре поперек горла ребром ладони, но тот уже успел отодвинуться. В ее жизни это был второй случай, когда она в ярости наносила удар человеку. Сукре отступал, пока не уперся спиной в дальнюю стенку прохода, вид у него был скорее удивленный, чем испуганный. Оррик возился с пистолетом. Наконец он пригнулся и начал стрелять, направив автомат между ней и Сукре, через коридор в сторону мостика. В ушах стоял оглушительный звон. «Узи» издавал звук, похожий на треск разрываемой ткани, только в сто раз громче. В коридоре раздались ответные выстрелы; Оррик нырнул в ту же дверь, из которой выскочил. Что-то дернуло ее за подол юкаты. Она обернулась к трапу и увидела наводящего на нее автомат венсериста. Пригнувшись, она метнулась на другую сторону коридора и вскочила в каюту к Оррику.