— У тебя хорошие родители, Олбан, но это не твои родные мать с отцом. Про Лию ты и сам знаешь. Но и Эндрю тебе не родной отец.
У него затряслись руки. Он опустил их на колени и сцепил пальцы.
— Кто же тогда? — спросил он.
— Блейк, — выдохнула Уин. — Блейк. Он твой настоящий отец, твой биологический родитель.
— Что? — вырвалось у него. — Блейк?
— Пожалуйста, не повышай голос, — проскрежетала Уин, будто у нее внутри что-то надломилось.
Ее рука опять потянулась за стаканом с виски, но, казалось, не справилась с его тяжестью. Она смотрела на стакан, словно забыв про Олбана.
— Блейк? — спросил он, подавшись вперед. — То есть… — начал он, потом опять откинулся назад.
Блейк? Черт побери, Блейк — его отец? Это полный бред. Он опять подался вперед:
— Как? Но он же… ты говоришь?.. Значит, Ирэн?..
— Ирэн была твоей матерью. Блейк — твой отец, — сказала Уин бесконечно усталым голосом. Она продолжала смотреть на свою руку, которая так и не сумела поднять стакан с виски. — Они были любовниками, очень недолго, в Лондоне, уже после того, как Ирэн познакомилась с Эндрю. Я бы предпочла сказать, что произошло изнасилование; звучит не по-людски, но… Тем не менее насилия не было, насколько нам известно. Блейк не насиловал свою родную сестру, он соблазнил ее. Она сама этого хотела, во всяком случае не противилась. Хотя впоследствии горько пожалела. По всей видимости, — сказала она, посмотрев ему в глаза.
Эта часть прозвучала сильно. Голос ее обрел дополнительную твердость. Несмотря на тепло от камина, у Олбана начался озноб; голова пошла кругом, потому что перед глазами неожиданно возникло преследовавшее его видение. В последние несколько недель этот сон о себе не напоминал и даже здесь, в Гарбадейле, не мешал ему спать, хотя Олбан этого опасался, — и вот все сначала: Ирэн берет пальто из гардеробной и выходит из дому, не обращая внимания на Олбана, оставляя его и направляясь через сад к темнеющему озеру; поднимает по пути камни, входит с ними в озеро и навсегда исчезает в глубине.
— Это бред, — слышит он свой ответ. — Откуда тебе это знать?
— На самом деле именно поэтому Блейка вышвырнули из семьи и фирмы. Мы его изгнали, так он оказался в Гонконге. Никакой растраты за ним не числилось, но он был виновен в кровосмешении. Деньги, которые якобы пропали, были выделены ему в качестве подъемных. Наши бухгалтеры подправили отчетность. По нашей указке.
— Но ведь Энди… — начал Олбан, у которого в ушах завывал странный шум, а перед глазами разверзался тоннель, грозивший затянуть его во тьму.
Это безумие. Такого не может быть. Он не верил ни единому слову. Помимо всего прочего, Эндрю говорил, что Ирэн была девственницей, когда они в первый раз переспали… Но это ничего не значило. Уин только что сказала, что связь случилась после того, как Ирэн познакомилась с Эндрю. Нет, все равно это не могло быть правдой.
— Боже мой, Олбан. — Уин начала злиться, хотя ее голос опять звучал слабо. — Потому-то Ирэн и бросилась под автобус в Лондоне: хотела покончить с собой. — Уин, наклонившись вперед в своем кресле, слегка дрожала и свирепо глядела на него. — Казалось бы, от одного стыда впору было наложить на себя руки, а она вдобавок обнаружила, что у нее во чреве плод кровосмесительной связи. Неужели не понятно? — Уин откинулась назад. — Потом родился ты — хорошо еще, что нормальный, но чувство вины оставалось. Эндрю женился на ней, зная, что ребенок… что ты… от кого-то другого. Насколько мне известно, она не раскрыла ему имени настоящего отца. Советую и тебе помалкивать.
Он привстал с кресла, чтобы не задохнуться. Чтобы не позволить себе такой глупости, как обморок. Это же бред, немыслимый, дикий. Просто эта злобная старуха, движимая какими-то корыстными целями, вознамерилась разрушить его счастье.
— Я тебе не верю, — бросил он ей.
— И напрасно, — сказала Уин, которой удалось наконец взять стакан с виски и поднести к губам. — Надеюсь, анализ ДНК тебя убедит? — Она выпила.
Господи.
— Полагаю, да. Да, убедит. Говори, где и когда я…
— Анализ давным-давно сделан, — утомленно сказала Уин, не скрывая неприязни.
— О чем ты, черт побери?
— Помнишь, ты ездил в Париж навестить Гайдна?
Париж. Гайдн. Особое поручение от фирмы, ночь в Париже и восхитительная… восхитительный секс.
Он пристально посмотрел на нее. В камине что-то рухнуло, и язычок пламени из образовавшейся пещеры заплясал в темноте под дугой оранжевых искр, из которых разгорелись новые язычки, — теперь они лизали оставшуюся нетронутой горку золы. У Олбана отвисла челюсть. Сглотнув, он кашлянул и спросил:
— Ты?..
— Понятия не имею, каким именем назвалась та девка, — сказала Уин, — но твердо знаю: это была одна из самых дорогих проституток Парижа. — Уин поставила стакан и усмехнулась. — Если уж я вмешиваюсь в чужую личную жизнь, то, согласись, дьявольски тонко. — Когда ее усмешка стала совсем незаметной, Уин продолжила: — Аналогичным образом был взят анализ и у Блейка. Нам требовалось установить истину, а наука к тому моменту вполне позволяла это сделать. — Она снова посмотрела на огонь, теперь уже с грустью. — Я со своей стороны, несмотря на все улики, которые можно было бы счесть косвенными, и невзирая на признания обеих сторон, всегда надеялась, что твоя мать просто перепутала даты и твой настоящий отец — Эндрю. Подозреваю, он и сам так считал. Между прочим, зная о наклонностях Ирэн, я лелеяла надежду, что у нее мог быть кто-то третий. — Она снова посмотрела на него. — К сожалению, не повезло. Твои родители — Блейк и его сестра Ирэн. Большая удача, Олбан, что для тебя это обошлось без последствий. Но пойми: шансы у двоюродных братьев и сестер произвести ребенка с генетическими отклонениями составляют один к четырем. Ты, как двоюродный брат, породнен с Софи вдвойне — и по матери, и по отцу. Поэтому шансы, что ваш ребенок будет физически или умственно неполноценным, — пятьдесят на пятьдесят. Вот почему, голубчик ты мой, — сказала Уин, сделав еще один долгий глубокий вздох, — мы в Лидкомбе чуть не рехнулись, когда застали вас в саду, на месте преступления. Хватило бы и того, что вы малолетки и двоюродные.
Он понял. Только теперь до него дошло. Казалось, весь мир, вся его жизнь вихрем улетают прочь, но теперь он знал все. Олбан несколько раз сглатывал слюну, пока к нему не вернулся голос.
— Кто еще знает? — глухо спросил он.
— Кеннард и Кэтлин, — сказала Уин. — Они клянутся, что ни с кем больше не делились.
Он покосился туда, где сидела Лорен.
— Лорен не знает, — сказала Уин. — Это не ее ума дело. Она во всем меня слушается, потому что безраздельно мне доверяет.
Некоторое время Олбан сидел, уставившись в темноту. Его охватило ощущение, близкое к помешательству. Он искал изъяны в ее рассуждениях, прокручивал в голове услышанное, пытаясь найти какие-нибудь — все равно какие — нестыковки.