И ей хотелось бы того же. Больше всего на свете.
— Тогда сделай что-нибудь, чтобы священник передумал и помог мне. Какой смысл быть призраком, если не можешь, когда надо, подергать за нужную веревочку.
Бонни рассмеялась.
— Нет, так не получится. Хотя я и учусь, все время узнаю что-то новое, интересное. Здесь так чудесно, мама, — тихо добавила она. — Ты даже не представляешь. Так хочется показать тебе все.
— Я тоже хочу к тебе, милая. — В глазах защипало от подступивших слез. — Но ведь хорошо было и здесь, когда ты была со мной.
Бонни кивнула.
— Это же только начало. Впереди так много всего… — Она поднялась. — Мы будем вместе. Но твой путь еще далек. Хорошо, что у тебя такие замечательные спутники.
Джо, Джейн, Галло, Кэтрин…
— Мне пора, мама. И оставь в покое отца Барнабаса. Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Что? Думаешь, я нападу на священника?
— Нет, но кто знает, что ты можешь выкинуть, чтобы добиться своего. — Бонни лукаво улыбнулась. — Ты ведь бываешь такой решительной и твердой.
— В отношении Доннелли ничего обещать не стану. Я не доверяю ему. Даже если он и не так плох, как мне представляется, у него нет права вставлять палки нам в колеса, прикрываясь заботой о душе Даннера. Я забочусь только о твоей душе, милая.
— Неправда, мама. Ты думаешь о многих. Просто у тебя мало времени, как и у всех, у кого есть дело. — Бонни уже без улыбки посмотрела на Еву. — У тебя прекрасная душа, мама. Глубокая, сильная и чистая, как могучая горная река. Она увлекает каждого, и каждый, захваченный ею, чувствует себя в безопасности, словно зная, что поток несет его в верном направлении.
В глазах снова защипало. Ева попыталась улыбнуться.
— Так… трогательно.
Бонни осталась серьезной.
— С тобой я чувствовала себя как за каменной стеной.
— Я не уберегла тебя.
— Ты уже говорила это. Раньше я не знала, что тебе ответить. Сейчас знаю. Знаю, потому что поняла: мне пришло время уходить.
Ева недоверчиво покачала головой.
— В семь лет?
— Годы не важны. Я была готова, — мягко сказала Бонни. — Ты сберегла меня, дала мне свою любовь, сделала мою жизнь чудесной.
Это Бонни сделала ее жизнь чудесной. Глядя на дочь, Ева видела те годы в золотой дымке. Она помнила все — каждый миг, каждое слово, каждое прикосновение.
— Я люблю тебя, милая.
Бонни кивнула.
— Знаю, мама. В конце концов только это и остается. Не сожаление — любовь.
— Поэтому ты и пришла ко мне сегодня? — дрожащим голосом спросила Ева.
— Я почувствовала, что должна быть здесь. Я и раньше хотела прийти. Знала, что угрозы пока нет, но ощущала твою боль. На том, другом уровне мне доступно то, что недоступно здесь. Тут все запутано, и мне трудно разобраться, что происходит. Но я должна была сделать что-то, чтобы помочь тебе.
— Ты уже помогла мне. — Ева откашлялась. — Хотя я и не вижу то, что видишь ты. — Она скривилась. — И не говори, что когда-нибудь я все увижу. Я должна делать то, что должна. Так что если ты не хочешь помочь мне с этим священником, я, пожалуй, пойду и посмотрю, что можно сделать. — Надо идти, пока еще не совсем раскисла. Эти мгновения с Бонни… они прекрасны, бесценны, и ее любовь слишком сильна. Ева повернулась и направилась к церкви. — И не беспокойся, я не стану расстраивать отца Барнабаса. Разве что чуточку.
Бонни не ответила. А Ева не стала оглядываться — она уже знала, что дочь снова ушла.
Снова она.
Даннер смотрел на стоящую у фонтана девочку, и сердце колотилось от страха. Он прятался под навесом в саду, с нетерпением дожидаясь удобного случая, чтобы подойти к отцу Барнабасу, когда увидел идущую по дорожке Еву Дункан. Ее появление встревожило его, но не испугало.
Но потом священник удалился, а у фонтана вдруг возникла девочка.
Даннер отшатнулся и прижался к стене. По спине заструился пот, ладони похолодели и стали влажными. Он был готов провалиться сквозь землю, вжаться в шершавую штукатурку.
Снова девочка. Но что она делает здесь?
Узнала, что он идет к отцу Барнабасу, и поспешила сюда, чтобы остановить его?
Прячься.
Прячься.
Не попадись ей на глаза.
Не дай ей увидеть тебя.
Скройся из виду и не показывайся, пока она не уйдет. А потом отправляйся к священнику, и, может быть, он скажет наконец то, что тебе нужно узнать.
Чего ты от меня хочешь, с отчаянием думал он, глядя на девочку. Я сделаю все, выполню любое твое желание — только оставь меня в покое.
Влажные от пота ладони скользнули вниз по стене, на которую он опирался.
Даннер прерывисто вздохнул — девочка исчезла. Ее мать последовала за отцом Барнабасом в церковь, и малышка пропала. Растворилась в воздухе. Растаяла. Опасность отступила… на время.
Зачем она приходила? Почему преследует его? Как узнала, что он собирается навестить священника?
Но ведь она, кажется, не заметила его. Не повернулась к нему. Не позвала. Просто поговорила с Евой Дункан и исчезла.
Может, девочка приходила и не из-за него. Может, она хотела только поговорить со своей матерью. Разговаривая, они были полностью поглощены друг другом, и даже он чувствовал исходящую от обеих любовь.
В какой-то момент, наблюдая за тем, как они смотрят друг на друга, Даннер ощутил острую боль одиночества.
Как жаль… Жаль. Жаль.
Но что толку предаваться сожалениям. Девочку все равно не разжалобить. Она будет приходить, пока не получит то, что ей нужно. Будет мучить его и терзать до самой смерти.
«Я дам тебе все! — беззвучно прокричал он. — Все, что пожелаешь. Мне бы лишь добраться до отца Барнабаса и узнать, что же тебе нужно. Только прекрати меня преследовать. Оставь меня в покое!»
Даннер замер от пришедшей в голову новой мысли.
Преследовать?..
Он резко вздохнул. Мысль уже вертелась в мозгу, оформлялась, формулировалась.
Да, так оно и есть!
Так должно быть.
Конечно, он ошибался. Ему не надо убивать демона Далилу.
С плеч как будто свалилась тяжкая ноша.
Даннер оттолкнулся от стены и открыл дверь садового домика. Ему не надо поджидать отца Барнабаса. Теперь у него есть ответ.
Рыжеволосая малышка вовсе не преследовала его. Не он привел ее в этот сад.
Она привела его сюда.
Отца Барнабаса уже не было рядом с Галло, когда Ева вошла в церковь. Услышав ее шаги, Джон резко обернулся, и она поняла — его разговор со священником также закончился безрезультатно.