…Что делать, когда кончаются деньги?., а когда кончается счастье?., а когда мужской силе приходит конец?.. Лео знал, что рано или поздно бесстрастно примет решение, потому что у него не осталось страстей. Он не будет думать о своей дочери или о своей жене. Он не позволит Ардис открыть ту дверцу, которую он накрепко запер у себя в мозгу, и войти… стуча каблучками… Нет, только не это. Нет. Больше — нет. Он человек конченый, он устал, у него нет желания жить, как положено мужчине. Отцовству его пришел конец, ему как мужчине пришел конец, и…
Был такой период в его жизни, когда он был — он это понимал — преуспевающим американским гражданином, имел почтенную профессию. Он много достиг и может не стыдиться. Но все это позади. Сейчас он должен смотреть на того человека, того Лео Росса, без эмоций, оценивая его как бы со стороны… совсем так, как он смотрит на людей, прогуливающихся по парку, подходящих к пруду и бросающих кусочки хлеба уткам и гусям, — хорошо одетые люди, по всей вероятности, туристы, вид у них преуспевающий и здоровый, и все они чужие ему. Вот таким же был для него и Лео Росс, который жил в Питтсбурге и в 1939 году женился на женщине по имени Ардис Картер. Все это действительно не имеет значения. Не имеет значения. И подобно тому, как не желал он зла этим туристам, так не желал он зла и Лео Россу, однако его по-прежнему волновала, возбуждала самая мысль…
Не думай о ней.
Итак, он никогда больше не будет о ней думать.
Последний глоток джина он сделал без всякого удовольствия — совсем не почувствовал вкуса, — проглотил как воду и продолжал сидеть, застывший, мертвый. Он подумал: «Я что — уже умер?» Словно бы ему не принадлежащая, безликая, омертвелая часть его души одержала верх, и сейчас ему остается лишь завершить… Он пошарил в кармане и нащупал револьвер. Да, хорошо. Он понимал, что нельзя его вытаскивать — кто-то ведь может наблюдать за ним, — но он заглянул к себе в карман и увидел его. Это был револьвер марки «смит-и-вессон», тридцать восьмого калибра, негодный для больших расстояний, — это Лео знал, — но ему и не нужно большое расстояние.
Он нетвердо поднялся на ноги. Его слегка подташнивало, но он был как деревянный, и потому едва ли его сейчас вырвет. Начало темнеть — значит, день подходит к концу. Лео положил мятый бумажный пакет с бутылкой в переполненный мусорный бачок, но она тут же вывалилась, и ему пришлось, тяжело отдуваясь, нагнуться, поднять ее и снова засунуть поглубже в мусор. В своей прежней жизни он был человек аккуратный.
В мозгу его внезапно возникло маленькое, тихое, уединенное, плохо освещенное помещение — туалет. Да, отлично. Он найдет какое-нибудь темное уединенное местечко. Выйдя из парка, он побрел по одной из боковых улиц — мимо кабачков, магазинчика сувениров, ресторанчиков, магазинов мелочей, киношек… Возле одной из киношек он остановился. На афише была изображена очень красивая блондинка в натуральную величину — одного роста с ним, Лео; она стояла на одном уровне с ним и улыбалась ему в лицо. У нее были очень светлые густые волосы, ниспадавшие на плечи и на грудь. Она была в вечернем платье. Она как бы наклонялась с афиши, стремилась вырваться и что-то ему шепнуть.
Билеты в кинотеатр стоили всего 50 центов.
Внутри он, спотыкаясь, пошел по проходу, пока не обнаружил пустое место — глаза его еще не привыкли к темноте, но уже были устремлены на экран. Там женщина раздраженно говорила по телефону. Это была та самая женщина? Та, что на афише? Она вдруг повернулась к аппарату, и оказалось, это была она… да… чем-то очень рассерженная… ее густые длинные волосы обрамляли лицо… Лео сел, не сводя глаз с экрана. Обстановка изменилась, и теперь какой-то мужчина стоял, облокотившись о столик с зеркалом, и тут аппарат отъехал, показывая блондинку, которая сидела у туалета и со злостью расчесывала волосы. Она и мужчина о чем-то спорили. Лео не понимал — о чем; он жадно смотрел на лицо женщины, на ее пушистые волосы, сильные взмахи расчесывавшей их щетки, шелковый халат, который, казалось, вот-вот распахнется…
Когда фильм кончился, Лео продолжал сидеть неподвижно: он почему-то чувствовал себя совершенно выпотрошенным. Начался новый фильм, и он стал смотреть, как новые актеры копошатся, а на их лица и фигуры наползают титры и перечень участников, тогда как они молча выполняют что-то замысловатое, — его заинтересовало то, что они делали. Он досидел до конца этого фильма — черно — белого и не такого интересного, как главный фильм, а потом тот фильм начался снова и появилась та женщина, глядя в публику… так что Лео просидел первые двадцать минут, на которые раньше опоздал… Его интересовали и даже волновали события, предшествовавшие тому, что он уже видел. Он ведь знал заранее, что будет, и понимал, когда эти люди совершают ошибки.
…Больше всего ему понравилась сцена почти в самом конце, где блондинка дает пощечину своему дружку, а он дает пощечину ей, и так они по очереди раздают пощечины друг другу почти с равной силой. Другим зрителям, а их по всему залу сидело человек двенадцать, тоже явно понравилась эта сцена: они смеялись, кто-то даже зааплодировал. С экрана так громко загрохотала музыка, что у Лео возникло ощущение, словно его гипнотизируют. Тут женщина, рыдая, упала на какую-то причудливой формы софу, и казалось, что ее низко вырезанное платье сейчас лопнет, а ее дружок под загремевшую музыку кинулся к ней и обнял ее… Лео решил, что эта сцена великолепно сыграна. Но она означала, что фильм подходит к концу — вывод этот напрашивался сам собой, даже если вы и не видели раньше фильма. Через пять минут он окончился.
В зале вспыхнули огни, и Лео, вздрогнув, понял, где он и что пора уходить. Другие мужчины медленно поднимались со своих мест… Тогда и Лео медленно, задумчиво встал и вышел.
На другой день, в полдень, он снова купил билет в кино. Чего-то он не понял в сюжете, какая-то маленькая деталь ускользнула от него. И потом ему очень хотелось снова увидеть сцену с пощечинами… он не мог припомнить, какими они там обменивались репликами… В кассе сидел тот же мужчина, который продал ему билет накануне, и Лео показалось, что кассир узнал его: он как-то странно уставился на Лео. Что бы это значило?..
Какое-то время Лео в тревоге теребил билет. Он думал — стоит ли рисковать и снова смотреть фильм. Если кассир предупрежден полицией и видел фотографию Лео как «разыскиваемого преступника», тогда… тогда… если полиция явится и арестует его, он не сможет совершить самоубийство… а ему страшно было даже подумать о долгой унизительной тяжбе в суде… Но наконец он все-таки решил зайти в кино — хотя бы на часть картины: если придут полицейские, они, конечно же, увидят, что сеанс начинается в 12.05 и кончается в 2.06, считая мультипликации и рекламу, а потом начинается второй фильм и кончается в 3.45… затем идут новости… а к тому времени он уже исчезнет.
Через несколько дней кассир говорил полицейскому сыщику:
Да, это фотография того человека, точно. Я в первый же вечер заприметил его — он показался мне очень странным; потом на другое утро он снова явился, и я сразу его вспомнил. Но я тогда не знал, что его ищет полиция… Так или иначе он у меня, как говорится, не шел из головы, и я решил посмотреть на него еще раз, когда он будет выходить — у меня было такое чувство, что с ним что-то неладно: уж больно странный у него был вид… Но я пропустил, когда он вышел. Я себе наметил смотреть за всеми, кто выходит, — весь день, до полуночи, но этот человек так и не появился.