В такие минуты он точно знал, кто он.
Он чуть ли не ждал, что жена Хоу сейчас обернется, посмотрит на него через плечо. И тогда он холодно отведет глаза. Зашагает прочь. Но она не шевелилась, она, видимо, даже понятия не имела, что он стоит тут. Она рассматривала статую. Озадаченный, чувствуя, как в нем поднимается легкое раздражение, Джек снова посмотрел на монумент — просто глыба темно-коричневого металла, фигура много выше человеческого роста, аллегория, изображающая что — то, что никак не интересовало Джека и чем он не мог заставить себя любоваться. Когда тут стоит эта женщина, эта красавица, разве может он смотреть на какую-то статую?..
Прошла минута.
Мимо спешили люди — многие чуть не бегом. Один или двое взглянули на миссис Хоу, но не остановились. Джек подумал: а может быть, она тут ждет кого-то — может быть, самого Хоу?
Джек взглянул на часы: 2.27.
Он прошел мимо нее, очень близко. Взгляд его изящно, искоса скользнул по ней, словно воздух взрезали тончайшим, хорошо отточенным ножом. Как же он прекрасно себя чувствовал! Он был насторожен, напряжен, возбужден. Проходя мимо миссис Хоу, он с удовольствием отметил, что она выглядит именно так, как он себе и представлял, — то самое лицо, только она казалась моложе, чем ему помнилось, и менее уверенной в себе. Она была чуть ниже Джека — отлично, ему это нравится.
Она вполне подойдет.
«Ты подойдешь мне», — подумал он не без издевки, но она не замечала его. Она вообще, казалось, ничего не замечала.
Джек прошел мимо и не оглянулся. На следующем перекрестке он остановился, дожидаясь, когда изменится сигнал светофора, и посмотрел на часы — почти 2.30: теперь ему придется весь путь до Макниколса преодолевать заторы. Он опоздает к глазному врачу. А у него вот уже некоторое время болят глаза, левый глаз словно бы дергает, это его тревожило, и, однако же, он на все плевал, почти год отменяя и откладывая визиты к врачу. Тут ему пришла в голову мысль, что надо все-таки проверить, действительно ли врач ждет его в три часа. Он поставил на землю чемоданчик и принялся рыскать по карманам. Он обнаружил бумажку, много раз сложенную, но это была какая-то ерунда; он знал, что где-то у него лежит карточка врача, но он не мог ее найти…
И тут он случайно оглянулся — туда, где оставил миссис Хоу. Он был немало удивлен, обнаружив, что она по-прежнему стоит перед статуей.
Что случилось?..
Что-то действительно случилось?..
Он перерыл все карманы и наконец обнаружил карточку врача — да, он назначен на 12 апреля, да, на три часа. Но он тут же растерянно сунул карточку обратно. Он смотрел назад, на миссис Хоу, стоявшую в полуквартале от него, как бы на островке, обтекаемом потоком пешеходов, неподвижную, спокойную, словно она стоя спала.
Он подхватил свой чемоданчик и направился назад, к ней.
Волнение нарастало в нем по мере того, как он подходил и ее лицо вырисовывалось все четче — да, это лицо, именно это лицо. Но она совершенно не сознавала его присутствия. Он мог глазеть на нее откровенно, неприкрыто, а она и не заметила бы. Это было то самое лицо, которое он видел в классе, лицо на газетной фотографии, лицо, возникавшее в случайных, ошарашивающих всполохах памяти, — сомнений на этот счет быть не могло: она нисколько не изменилась. Она была тут. И она ждала его. Но не сознавала его присутствия. Ждала и, однако, не сознавала, что он тут, стоя спала, просто стояла на тротуаре. Лицо у нее было белее, чем ему помнилось. Почти уродливо-белое — кожа, из которой ушли все краски жизни, такая белая. Мертвенно-бледная. Губы на этом лице казались сиреневыми, чуть розоватыми, совсем как губы мертвеца… Он содрогнулся, глядя на нее. Все в ней эстетически возмущало его — настолько все было крайностью: он почему-то вспомнил, как однажды пришел в окружной морг опознать одного своего клиента, который утонул, — его вытащили из реки и положили на фаянсовый стол…
Он снова прошел мимо нее, совсем близко, на расстоянии нескольких дюймов. Ему хотелось дотронуться до нее — легонько, локтем, — посмотреть, повернется ли она в ярости. Но нет. Он боялся до нее дотронуться. Поэтому он просто прошел мимо и остановился. В нескольких шагах от нее. Теперь он смотрел на ее лицо сбоку. Оно было спокойное, безмятежное; безупречное лицо. Ее защищал вакуум. Словно она находилась под невидимым колпаком. Джек был озадачен: он никогда еще не видел женщины, которая была бы так безразлична к тому, что творится вокруг.
А если крикнуть на нее? Ударить ее кулаком — скажем, по плечу?.. Больше всего ему хотелось схватить ее сзади за шею, за эту прелестную шейку, и встряхнуть как следует. Так встряхнуть, чтобы у нее застучали зубы. Чтобы рассыпались волосы, эти неправдоподобно густые толстые косы, короной окружавшие ее голову, заколотые шпильками, которых он не видел, но о наличии которых догадывался, — сложный тайный лабиринт шпилек, удерживавших в этом вакууме все на месте. Он бы растряс все это, растряс ее…
«Послушайте, — хотелось ему сказать с усмешкой, — послушайте, что с вами? Вам что, плохо? Вас парализовало? Или вы загипнотизированы?»
Эта ее отрешенность была ему оскорбительна: само ее безразличие, ее нейтральность словно бы защищали ее от него. Интересно, подумал он, кто-нибудь следит сейчас за ними? Возможно, он, Джек, с этой минуты стал предметом чьего-то пристального наблюдения. Если за миссис Хоу следят. Возможно, некая невидимая камера запечатлевает все, каждое невольное движение…
И тут Джеку пришло в голову, что с ней действительно что-то неладно.
Он увидел эту мертвенно-белую кожу, полураскрытый рот, большие, застывшие, ничего не выражающие глаза. Он впервые увидел ее такой и испугался. Увидел, что ёе словно сковало, что она застыла в неподвижности, как статуя. Теперь он имел право до нее дотронуться.
— Миссис Хоу?.. — окликнул он ее. И дотронулся до ее локтя.
Все чувства его заметались, заметались сразу. Где-то в голове, между глаз, возникла пульсация. Словно сердце забилось в глазах.
— Миссис Хоу?..
Она не слышала его.
Он коснулся ее руки. Его пальцы легли на ее локоть. Несмело, нерешительно обхватили ее руку… А она продолжала стоять, пристально глядя мимо него, в пустоту; она была словно под действием наркотика — опустошенная, мертвенно-бледная. Она была очень молоденькая. Выглядела молоденькой. Лицо ее выражало тихую, неизбывную грусть, нечто недоступное пониманию Джека. Сам он никогда ничего подобного не испытывал.
Он прочистил горло. Заговорил он обычно, обычным своим голосом.
— Миссис Хоу?..
1
Я поднесла кончик ножа к запястью — самый кончик… это был маленький ножик для чистки овощей, с деревянной ручкой, очень легкий. Ощущение было похоже и на то, и на это, еле уловимое, и было совсем не больно.
Я внимательно смотрела: мне хотелось знать, как можно поранить себя ножом. Я нажала, и моя кожа поддалась, образовав маленькую складочку, маленькую ложбинку, а потом вдруг прорвалась, и появилась капля крови. Потом другая. Кровь была очень яркая, красная, самая настоящая…