– Нет, сэр. Война закончилась компромиссом после интервенции Цивилизации.
– Знаю, но разве компромисс уничтожил слуг?
– Нет, сэр. Слуги по-прежнему имеются. У офицеров тоже есть шталмейстеры и управляющие. Тем не менее, мое задание исключает использование чьей-либо помощи.
– Висквил говорил что-то на этот счет, будто ты монах или нечто-то в этом роде. Но я не думал, что уж настолько.
– Есть и другие причины для одиночного путешествия, сэр. Как вы знаете, тот челгрианец, с которым мы должны встретиться, – Отрицатель.
– Ах, да, этот Циллер! Этот одурманенный всяческими бреднями псевдолиберальный сопляк, который думает, что несет возложенную на него богом обязанность ныть за всех тех, кто занят чем-нибудь более интересным, чем он сам. Самое лучшее в общении с такими личностями – попинать их хорошенько. Эти говнюки не имеют ни малейшего представления ни об ответственности, ни о долге. Твоя каста – это твоя суть. И нам придется иметь дело с этим выродком!?
– Он великий композитор, сэр. И мы не собираемся тащить его обратно: Циллер добровольно отправился в изгнание в Цивилизацию. Он заявил о своем статусе Данного и взял…
– Подожди, дай отгадаю дальше. Он, конечно, заявил, что он Невидимый.
– Да, сэр.
– Жаль, что он не пошел до конца и не сделал себя еще и Кастратом.
– Как бы то ни было, он плохо расположен к челгрианскому обществу. Короче, идея была такова, что без слуг и без всякого прочего нашего антуража я быстрее смогу расположить его к себе.
– Мы не те существа, чтобы располагать к себе кого-то или приспосабливаться к чему-либо, майор. Тем более – к такому дерьму.
– В нашем положении у нас нет выбора, сэр. Решение было принято на уровне кабинета – мы должны сделать все, чтобы убедить его вернуться. Я взялся исполнить это дело, как и вы. Мы не можем его заставить сделать это, но соблазнить обязаны.
– И он станет нас слушать?
– Понятия не имею, сэр. Я знал его, когда мы оба были еще детьми, я следил за его карьерой и радовался его музыке. Я даже изучал ее. Тем не менее, это все, чем я располагаю сейчас. Конечно, мою миссию могли бы взять на себя те, кто знает его лучше по родству или убеждениям, но оказалось, что никто из них не готов взяться за это. И я вынужден был принять как факт, что, несмотря на бесконечное собственное несовершенство, все же являюсь лучшим кандидатом на эту работу, – и согласился.
– Звучит немного жалко, майор. Я беспокоюсь насчет твоей морали.
– Мой дух, конечно, надломлен, сэр, но это лишь по причинам личного характера. Тем не менее мои убеждения и чувство ответственности тверды, и, что бы ни говорилось, приказ есть приказ.
– А все ли этим сказано, майор?
Команда «Цены досады» состояла из двадцати человек и горсточки маленьких дронов. Двое людей приветствовали Квилана прямо в низком ангаре для шаттлов, после чего показали ему его апартаменты, состоявшие из единственной каюты с низким потолком. Багаж и продукты находились уже там, предоставленные морским фрегатом, который отвозил его еще на «Зимнюю бурю».
Каюта Квилана представляла собой нечто вроде рубки морского офицера. Для поручений ему выделили дрона, который объяснил, что внутри каюты все можно переделать по его вкусу вид. Квилан ответил, что его устраивает то, что есть, и что он будет счастлив остаться один, распаковать багаж и сам снять оставшиеся детали скафандра.
– Неужели этот дрон пытается быть нашим слугой?
– Сомневаюсь, сэр. Но он будет помогать нам, если мы очень его об этом попросим.
– Хм.
– Впрочем, они все кажутся вежливыми и сгорающими от желания быть полезными.
– Точно. Что и подозрительно.
Итак, Квилан остался с дроном, который оказался действительно весьма любезным слугой, действующим к тому же в абсолютном молчании. Он вычистил одежду, разобрал снаряжение и дал несколько необходимых советов относительно этикета, принятого на борту судна.
После этого начался официальный праздничный ужин.
– Что, у них так и нет формы? Это просто сборище каких-то диссидентов! Чего ж удивляться, что я их ненавижу!
Команда встретила Квилана с почтением, за которым нельзя было прочесть ничего. Казалось, что большую часть времени они тратят на некую показуху и совсем не обращают внимания на него самого. Он даже подумал, что они и вообще хотели бы избежать общения с ним, но только не отваживаются это сделать.
Короче, в конце концов Квилан был счастлив снова остаться один и пошел изучать архивы судна в корабельную библиотеку.
У Хайдеша Хайлера на это время нашлось свое дело, заключавшееся в изучении исторических и информационных файлов, вмонтированных в Хранитель душ вместе с ним.
Они договорились о некоем расписании, дающем Квилану возможность своего частного времяпрепровождения. При отсутствии чего-либо непредвиденного или важных обстоятельств имел четыре часа уединения перед сном и четыре после пробуждения.
Вопреки совету Квилана Хайлер сразу взялся за детальную историю Кастовой войны, что привело его в крайнее удивление, наполнило неверием, гневом, злостью и под конец, когда стала очевидна роль Цивилизации, яростью, закончившейся ледяным спокойствием.
Все эти разнообразные эмоции Квилан испытывал в собственной голове целые полдня и счел это крайне утомительным.
Только к вечеру старый солдат вернулся к началам хроник и изучил в полагающемся хронологическом порядке все то, что произошло после смерти его тела.
Как все возрожденные конструкции, Хайлер нуждался во сне и отдыхе, но и нахождение в коматозном состоянии давало возможность восстанавливать силы не за восемь, а лишь за полчаса сна. Первую ночь он, правда, спал столько же, сколько и Квилан; но вторую он уже больше работал, чем спал. Наутро, насладившись часами одиночества, Квилан возобновил их связь, и голос в его голове произнес:
– Майор!
– Да, сэр?
– Ты потерял жену. Прости меня, сынок. Я не знал.
– Я не говорю на эту тему, сэр. Никогда.
– Так это ее душу ты искал на корабле, когда обнаружил меня?
– Да, сэр.
– Она тоже была офицером?
– Да, сэр. Майором, как и я. Мы поженились как раз перед войной.
– Должно быть, она сильно тебя любила, раз пошла за тобой в армию.
– Скорее, это я за ней пошел, сэр. Это была ее идея. И попытаться вытащить на свет души, хранящиеся в Военном институте на Аорме, тоже было ее идеей.
– Но ощущается она как настоящая женщина.
– Она такой и была, сэр.
– Прости еще раз, майор. Я сам никогда женат не был, но что такое любить и терять – знаю. Я только хотел сказать, что сочувствую тебе – вот и все.