К половине девятого к парадному подкатил автобус с работницами фабрики «Красный октябрь». Эти «сладкие женщины» с профессионально пухлыми щечками и звонкими голосами сразу наполнили улицу смехом и гомоном. Как будто не окопы рыть едут, а на загородный пикник. Две подъехавшие полуторки с осчастливленными бронью артистами какого-то там театра, причем все больше молодыми, розовощекими вьюношами, вообще вызвали бурю эмоций у кондитерш.
Виктор подхватил сидор и устроился на одном из свободных сидений у передних дверей автобуса. Главбух отдуваясь плюхнулся рядом сним.
По пустой утренней Москве они быстро доехали до окраин города и уже на Варшавском шоссе встроились в колонну таких же забитых грубой рабочей силой автомобилей.
Всю дорогу неуемные женщины тянули задушевные жалостливые песни, от которых у Виктора к исходу первого часа начала болеть голова, а Кондратюк, не разделяющий их веселья, все пытал Орловского насколько близко к фронту они едут. Как будто Орловский знал больше него. Он даже не представлял, что они там будут делать: толи гонять землекопов, заставляя их рыть траншеи, котлованы под блиндажи и землянки и другие фортификационные сооружения, толи просто, наряду с остальными махать лопатой.
А Кондратюк думал совсем не об этом. Он боялся. Именно из-за своей природной трусости он и попал в цепкие лапы Лутца, и теперь главбух мысленно рисовал себе картины страшных бомбежек и еще черти знает чего.
Наконец Орловскому надоел этот филиал хора имени Пятницкого и Кондратюк, потеющий от страха на соседнем сидении, и он во время первой же проверки документов вышел из автобуса и, закинув сидор в полуторку, забрался на ее борт.
Здесь, конечно, было не так тепло и уютно, но зато ничего не мешало обдумать, что же делать дальше.
На месте их встретил немолодой капитан с усталым, серым от въевшейся пыли лицом. Одернув выцветшую гимнастерку, он принял рапорт у сопровождающего колонну лейтенанта, после чего тот вскочил на подножку одного из грузовиков, и часть приехавшей сюда колонны отправилась дальше.
Капитан показал вновь прибывшим, где им предстоит жить и где получать пайки, а потом бойцы трудового фронта потянулись в поле. Половину его уже была покрыта зигзагами свежих шрамов окоп и ходов сообщения между огневыми точками. Рыли в основном бабы из близлежащих деревень и несколько бойцов инженерного батальона.
Подъехал грузовик с инструментом. Майор расставил людей и, пообещав к обеду организовать горячее питание, укатил куда-то на полуторке. Вообще все было как-то неорганизованно. Старшего никто не назначил. Если работницы кондитерской фабрики, которыми командовала крупная, мужеподобная женщина в пиджаке со значком «ворошиловский стрелок» на лацкане, дружно вгрызлись в сырую подмосковную землю, то румяные деятели искусства приниматься за работу не спешили.
Самое время навестить этого Игната Брагина, — Виктор поманил рукой Кондратюка, и они, сделав вид, что идут к лесу по нужде, пошли в сторону Юхнова.
Одно- и двухэтажные деревянные дома на улице Лещева утопали в огненном море осенней листвы, и дом номер пять им удалось найти не сразу. Это был небольшой сруб с почерневшими от времени стенами. Одну половину его занимал райпотребсоюз, а на другой теснились несколько мелких мастерских. Как сказала соседка по коридору, Брагин — шляпных дел мастер, вышел по делам, но должен скоро вернуться.
Не успел Орловский выкурить папиросу-другую, как хозяин запертой на навесной замок мастерской открыл скрипящую, покосившуюся калитку и, поставив на землю баул набитый отрезами ткани, спросил:
— Не ко мне ли гости дорогие?
— К вам. Мы за шляпой для Архипа Григорьевича.
— Шляпа еще не готова, зато есть новая модель кепки-лондонки. Проходите покажу.
Кагда все условленные слова были сказаны, Брагин снял замок и пропустив гостей в мастерскую, закрыл изнутри дверь на засов.
Внешность шляпных дел мастера никак не соответствовала его профессии. Перед Орловским стоял верзила с большими мозолистыми ладонями, крупным скуластым лицом и мясистым носом промеж глубоко посаженных злых глаз. Ему на скотобойне работать а не фетровые шляпки крутить.
— Этот с нами? — Игнат с сомнением покосился на незнающего куда себя девать Кондратюка.
— Начальство приказало, а ему виднее, — Виктор, не дожидаясь приглашения, сел на лавку возле окна. Он и сам был бы рад отделаться от главбуха, но подозревал, что того специально послали приглядеть за ним и доложить о результатах операции. — Я предлагаю оставить его здесь. Там он нам только мешаться будет.
— Но… — попытался возразить Кондратюк, переводя взгляд с одного своего подельника на другого. Он снял кепку и мял ее в руках, будто пытался найти вшитую в нее инструкцию на все случаи жизни. Но если в природе и существует такая инструкция, то находится она на пару сантиметров ниже кепки.
— Нет, — Виктор встал. — Никаких «но». Я старший группы и мое решение — оставить вас здесь. Брагин, где «мыло»?
Игнат засуетился, отодвинул тяжелую болванку, на которую натягивались заготовки для шапок, и, открыв обнаружившийся под ней люк, скрылся в подполе.
Орловский, от нечего делать. Принялся осматривать мастерскую. На противоположной стене висели образцы готовой продукции. Чего здесь только не было: та самая кепка-лондонка в мелкую бежевую клетку, дореволюционный картуз, белая пилотка из крученого шелка, несколько офицерских фуражек, от простенькой, с суконным малиновым кантом, до шикарной шевиотовым околышем и серебристой подкладкой. В углу висела даже польская кофедератка, а рядом шерстяная буденовка с большой синей звездой.
Вскоре в густой темноте люка чихнули, и на поверхности появился сначала мешок, а затем и сам Игнат.
Если речь шла о том мосте, который они видели с Кондратюком, выходя из леса, то взрывчатки было более чем достаточно.
А о каком же еще? Врядли здесь был еще мост.
Но возражать Орловский не стал. Пусть этот орангутанг тащит все, что есть.
К речке шли огородами и садами. Впереди в такт шагам раскачивалась широкая спина Брагина, легко тащившего на плече увесистый мешок, будто набит он был сеном, а не динамитом. Выйдя к воде, зашагали вправо к мосту, по неприметной тропинке вдоль берега. Орловский то и дело касался рукоятки нагана, выпирающего из под свитера.
Уже на песчаном плесе возле переправы, развязав горловину мешка, Игнат посмотрел на Виктора. Мол, показывай начальник, куда и как закладывать.
Орловский вздохнул: — Все равно этот балбес не сумеет сделать все как надо. Придется лезть в воду.
Виктор связал вместе несколько шашек, воткнул в одну из них взрыватель и отрезал довольно приличный кусок от мотка бикфордова шнура.
Брагин стоял на песке у самой кромки воды и сплевывал шелуху от семечек.
— Готово. Привяжи к ближней опоре, а я посмотрю, как у тебя это получится, — Орловский протянул мину Игнату. Тот выбросил остатки семечек в камыш, вытер руки о ватник и, осторожно взяв динамит, повернулся к переправе. Виктор достал наган, взвел курок и выстрелил в лицо обернувшегося Брагина. Массивное тело Игната с плеском осело в воду, а отлетевшая кепка поплыла по течению под мост. Мост, который тоже кто-то строил. В который кто-то вложил душу, как вложил душу в свой в Белоречье он. И пусть Виктор не начертил ни одного чертежа и не выкопал ни одного шурфа, когда он перерезал ленточку вместе с председателем местного колхоза, по его щекам текли слезы. Впервые в своей жизни Орловский сделал что-то для людей. А этот гад… — Виктор подтащил мешок с динамитом в воду, крепко привязал его к трупу, потом ухватил Брагина за ворот и поволок его на глубину.