Каким ветром занесло таких ангелочков в эту глухомань? Он уставился на стоящую ближе к нему блондинку, не в силах отвести взгляд от замысловатой татуировки, украшавшей ее обнаженный животик. Такое впечатление, что у компашки гламурных девчонок, возвращавшихся из ночного клуба, по дороге домой просто заглох мотор. Да уж. Где сейчас этот клуб…
– А что, вы могли бы нам помочь? – невысокая брюнетка улыбнулась, обнажив идеально ухоженные зубки.
– Мог бы. А что тут у нас случилось? – Он подошел к открытому капоту. – Отойдите, пожалуйста… Как вас зовут? Вика? Вика, отойдите, пожалуйста, сюда, – он махнул в сторону блондинки, – вы мне свет загораживаете.
То, что они встали по обе стороны от него, Соколу как-то не понравилось. Да и за тонированным стеклом бээмвэшки он заметил еще одну симпатичную головку. Кто его знает, что еще помимо каталогов с косметикой и адресов модных бутиков наличествует в этих божественных сосудах? Береженого бог бережет.
Решив не пачкать куртку, он снял ее и протянул блондинке. Та, недолго думая, вывернула ее оранжевым внутрь и напялила на себя.
«Соображает, в отличие от меня. Полчаса ехал, как зайчик с барабанов в тире на Парке культуры. Старею», – Сокол оглядел двигатель. Он думал о том, что делать с этими тремя бабами, и это мешало ему сосредоточиться.
– Ну что? Там что-то серьезное? – Вика прислонилась к Соколу сзади, положив свою миниатюрную ручку к нему на бедро.
– Сейчас посмотрим, – он наклонился. – Ясно. Маслопровод отсоединился. Разболтался наве…
После первого удара капотом по голове дыроколом клацнули зубы и зазвенело в ушах. После второго он еще успел повернуть голову и увидел суровое лицо третьей дамы, вероятно, вышедшей из машины. Одета она была, в отличие от своих подруг, в телогрейку и армейские брюки. Третий раз его ударили уже не деталью машины, а гораздо банальнее – прикладом автомата.
Припадая на коленку, ушибленную о ствол упавшего дерева, который он не заметил в зарослях сухой травы на дне оврага, Скворцов пересек третий из пяти железнодорожных путей. На двух оставшихся стояли вагоны, и он решил отдохнуть, прежде чем лезть под ними. Мерцающий огонек академик заметил еще с опушки, и теперь дорогу до желанного окна преграждали эти два товарняка и небольшой дворик. Голод и неимоверная усталость притупили в нем чувство страха. Посидев пять минут, он пополз под вагонами, чертыхнулся, приложившись головой о какую-то железяку, и, выбравшись, наконец, на свет божий, едва не полетел кубарем, споткнувшись о шпалу еще одного, на этот раз свободного от вагонов пути. Пригнувшись, Скворцов тихо прошмыгнул под светящимся окном, за которым слышались неясные голоса.
– А я тебе и говорю, – Мамаев налег грудью на пошатнувшийся стол, – нечего те… ик… делать. Поехали… ик… С… с нами.
– Дело братан говорит, – Степанов поймал едва не упавшую двухлитровую бутыль самогона и посмотрел на скрипнувшую дверь. – Хто дверь не закрыл?
– Так-то оно так… Но я здесь родился и вырос. Куда я поеду? – седовласый старик в форме железнодорожника встал и нетвердой походкой отправился к двери, захлопнул ее, чуть не прищемив Скворцову нос, и, уронив по пути табуретку, вернулся обратно.
– Ерунда, Семеныч. Все мы когда-то от куда-то уехали, – Степанов ловко разлил самогон по опустевшим стаканам.
– Во, праильная мысль, Коля, – Мамаев потянулся к Степанову, чтобы пожать тому руку, и в этот момент в дверь постучали.
– Да-да, – Мамаев уставился остекленевшими глазами на входную дверь, а Степанов взял в руки автомат.
– Открыть надо, а не «да-да», балда. – Семеныч взял свое ружье и опять потопал к двери.
– Погоди, Семеныч, – Коля дослал патрон. – Кто там?
– Свои.
– Это какие-то такие… ик… свои? – донеслось из-под стола, где Мамаев пытался нашарить свой «вал».
– Академик Скворцов Евгений Владимирович.
– Не ври, сука. Академика давно того… А заходи, Владимир Евгеньевич, садись, – выбравшийся из-под стола Мамаев посмотрел на Скворцова, которого уже впустил Семеныч, и попытался схватить бутыль за горлышко, но это ему не удалось.
– Так. Все. Баиньки, – Коля взял разбуянившегося напарника под руки и поволок к топчану, освободив, таким образом, академику место.
Владимир Евгеньевич рухнул на табуретку и, зажмурившись, одним махом выпил мамаевский стакан.
– Закусывай, закусывай, – Семеныч подтолкнул к нему здоровый кусок кабаньего мяса. – Третьего дня я эту зверюгу завалил. Причем последним патроном…
– Ох, Семеныч, щас опять свои байки травить будешь. Лучше скажи, поедешь с нами или нет?
– Сказал уже, – проворчал обиженный хозяин и, крякнув, осушил свой стакан.
– Да пойми ты, башка твоя еловая, ты здесь кто? Отставной козы баян? Да и козу эту твою не сегодня-завтра на шашлыки почикают. А у нас ты как у Христа за пазухой будешь. Да, совсем забыл, – Степанов снова поставил стакан самогона на стол, – у нас там и паровозы… тьфу, эти… тепловозы есть. Без работы не останешься.
Последний аргумент оказался просто убийственным. Семеныч вскочил и куда-то выбежал. Через пару минут он вернулся со здоровым свиным окороком под мышкой и знатной головкой козьего сыра в руках. Венчала все это настоящая, запечатанная бутылка «Степаноффа», торчащая из кармана форменного пиджака.
– А, все равно все с собой не увезешь, – с этими словами Семеныч поставил бутылку на стол и застыл, довольный произведенным эффектом.
– О, тезочка, – Степанов тут же схватил фирменную водку и принялся откручивать крышку.
На следующее утро Скворцов, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу, без энтузиазма наблюдал за копошащимися у старой мотодрезины Семенычем и Степановым. За спиной тихо постанывал все утро валяющийся на топчане Мамаев. Наконец не выдержав, академик встал и поплелся к горе-ремонтникам. Героически преодолев расстояние от крыльца до дрезины (каждый шаг отдавался пульсирующей болю в затылке), он оттолкнул Колю и волшебным движением пальцев обеих рук, подобно фокуснику, соединил свежеструганные провода с клеммами движка.
– Ну надо же такое придумать, – Семеныч поставил кожух обратно, – мотор от бензопилы к дрезине прихреначить!
– А ты как думал? На то он и академик. Только, боюсь, долго мы на этом драндулете не протянем. Километров семьдесят от силы. Эх, – Коля посмотрел на Скворцова, засунувшего голову в бак с ржавой водой, – и почему ты, Семеныч, хотя бы мотоцикл в подвал не засунул.
– Ты просто плохо смотрел, он там, в углу за трактором стоит, – дед усмехнулся и бодро зашагал к погребу за продуктами. Он единственный из всех отлично себя чувствовал после вчерашней пьянки и был в прекрасном расположении духа. Семеныч уже видел себя сидящим в кабине тепловоза, в белой рубашке и галстуке.