Эдуард и Рамирес ждали меня в холле. Они встретили меня улыбками до того схожими, что я занервничала. Пожалуйста, кто по-настоящему хороший парень, поднимите руку.
Но улыбка Эдуарда не исчезла, пока я шла к ним, а Рамирес перестал улыбаться. Его взгляд задержался на наручных ножнах. На другой руке они были скрыты пиджаком. Я шла, улыбаясь, и глаза у меня тоже сияли. Я обняла Эдуарда за талию и провела рукой вдоль поясницы. Конечно, пистолет у него там был.
- Я вызвал для нас наряд, - сообщил Рамирес.
Эдуард быстро обнял меня жестом Теда и отпустил, хотя знал, что пистолет я нашла.
- Отлично. Давно я уже не приходил к Принцу города в сопровождении полиции.
- А как обычно вы это делаете? - спросил Рамирес.
- Осторожно, - ответила я.
Эдуард отвернулся и закашлялся. По-моему, он хотел скрыть смех, но с Эдуардом никогда не угадаешь. Может, у него просто запершило в горле. Я смотрела на его походку и думала, куда, черт побери, он запрятал третий пистолет.
Приятно работать с полицией, потому что, когда приезжаешь в заведение и просишь поговорить с менеджером или владельцем, никто с тобой не спорит. Рамирес помахал нагрудной бляхой и попросил переговорить с владелицей, госпожой Итцпапалотль, она же Обсидиановая Бабочка.
Метрдотель, та же элегантная смуглянка, что в прошлый раз провожала нас с Эдуардом к столу, взяла визитную карточку Рамиреса, проводила нас к столику и ушла. Разница только в том, что на этот раз нам меню не принесли. Я набросила мятый пиджак, чтобы скрыть пистолеты и ножи, но полумрак в клубе был очень кстати, потому что пиджак видал когда-то лучшие времена.
Рамирес наклонился ко мне и спросил:
- Как ты думаешь, она долго заставит нас ждать?
Забавно, что он не спросил, заставит ли она нас ждать.
- Не знаю, но какое-то время. Она - богиня, а ты только что велел ей явиться к тебе. Простое самолюбие не позволит ей торопиться.
Эдуард наклонился с другой стороны:
- Не меньше получаса.
Подошла официантка. Мы с Рамиресом заказали колу, Эдуард - воду. Свет на сцене потускнел, потом загорелся ярче. Готовилось представление. Сезар, наверное, уже выздоровел, но не до конца. Так что будет либо другой оборотень, либо другой спектакль.
На краю сцены было выставлено что-то вроде каменного гроба, и крышка была обращена в сторону публики. На этот раз наш столик стоял не так удобно. Я заметила профессора Даллас за ее обычным столиком. Кажется, она не тяготилась своим одиночеством.
На каменной крышке гроба был вырезан готовый к прыжку ягуар в ожерелье из человеческих черепов. На сцену взошел верховный жрец Пинотль. Его наряд состоял только из чего-то вроде юбки, которая называлась макслатль, и ноги у него были почти голые, как и живот. Поинтересоваться бы у Даллас, что это за юбка. Лицо его было расчерчено черными и белыми полосами поперек глаз и носа. Длинные черные волосы, собранные в пряди, закручивались на концах. На голове у него возвышалась белая корона, и я не сразу поняла, что она сделана из костей. Белизна кости переливалась и сверкала под прожекторами сцены и излучала свет при каждом движении головы жреца. Косточки пальцев расходились от венца веерами, напоминавшими перья, которые я видела в прошлый раз. Золотые кольца в ушах тоже заменили кости. Он совсем не был похож на себя прежнего, и все же, как только он ступил на сцену, я поняла, что это он. Никто больше не обладал такой повелительной аурой.
Я наклонилась к Рамиресу:
- У тебя есть крест? Сейчас, на тебе?
- Да, а что?
- Его голос может ошеломить, если не иметь некоторой защиты.
- Но он же человек?
- Он ее человек-слуга.
Рамирес обернулся ко мне, и мы чуть не столкнулись носами.
- Кто?
Неужели он не знает, чем является для вампира человек-слуга? Но сейчас не время для лекций о противоестественных существах, да и уж точно не место.
- Потом объясню.
Двое вышибал с ацтекской внешностью вышли на сцену и сняли с гроба крышку. Они отнесли ее в сторону, и судя по шарканью ног и надувшимся мышцам на руках, крышка была тяжелая. В гробу лежало тело, обернутое тканью. Я точно не знала, тело ли это, но контуры этого предмета походили на форму тела.
Пинотль заговорил:
- Кто из вас бывал у нас раньше, знают, что такое жертва богам. Вы делили с нами эту славу, принимали сами подношения. Но лишь самые храбрые, самые доблестные годятся в жертву. Не всем из вас суждено сделать свою жизнь пищей богов, но и вы можете сгодиться.
Он широким жестом сорвал с гроба покрывало, расправив его, как рыбацкую сеть. Блистающая ткань упала на сцену, и открылось содержимое гроба. Как круги от брошенного камня, по залу распространились вздохи, ахи, вскрики публики.
В гробу лежало высохшее и сморщенное тело. Оно будто было похоронено в пустыне, мумифицированное естественным путем, без искусственных консервантов. Прожектор выхватил гроб из темноты и ярко его осветил. Каждая морщинка виднелась на высохшей коже. До боли четко вырисовывались выпирающие кости.
Мы находились в третьем ряду и поневоле могли видеть все детали. Что ж, на этот раз хоть никого не режут. Я точно не была настроена сегодня заглядывать в чью-либо грудную клетку. Потому я обернулась к публике посмотреть, не идет ли она или не окружили ли нас ягуары-оборотни.
Потом я снова посмотрела на мумию: ее глаза были открыты. Я воззрилась на Эдуарда, и он ответил, не ожидая вопроса:
- Она только что открыла глаза. Ее никто не трогал.
Я внимательно рассматривала череп, обтянутый пергаментной кожей. В глазах, полных чего-то сухого и коричневого, не было жизни. Медленно начал открываться рот, как на заржавевших петлях. И оттуда донесся звук - вздох, переходящий в крик. И он разнесся, отдаваясь эхом в зале, отражаясь от потолка, стен, оглушая мои мозги.
- Это фокус? - спросил Рамирес.
Я только покачала головой. Это не был фокус. Бог ты мой, это не был фокус! Я посмотрела на Эдуарда, и он тоже только покачал головой. Этого действия он тоже раньше не видел.
Крик затих, и наступила такая тишина, что слышно было бы, как подскакивает брошенная на пол булавка. Наверное, все затаили дыхание, прислушиваясь. К чему - не знаю, но и я прислушалась. Наверное, я старалась услышать, как дышит мумия. Глазами я впилась в скелетообразную грудь, но она не поднималась, не опускалась. Не двигалась. Я произнесла про себя благодарственную молитву.
- Вот этот отдал свою энергию на пропитание нашей темной богини, но она милостива. Что было взято, будет возвращено. Это - Микапетлакалли, ящик смерти. Я - Некстепейо. В легенде я был мужем Микапетлакалли, и я до сих пор женат на смерти. Смерть струится в моих жилах. Кровь моя пахнет смертью. И только кровь того, кто освящен смертью, освободит вот этого от пытки.