- Не просто застрелишь или убьешь, а отрежешь голову?

- Если это случится, Эдуард, я тебя не брошу живым, а отрезав голову, мы оба будем уверены, что работа сделана.

Что-то пробежало по его лицу, вниз по плечам, по рукам, и я поняла, что это - облегчение.

- Я знал, что могу в этом на тебя рассчитывать, Анита. На тебя и ни на кого другого.

- Я должна быть польщена или оскорблена, что ты не знаешь ни одного настолько хладнокровного убийцы?

- У Олафа хватило бы хладнокровия, но он бы просто меня застрелил и бросил в какую-нибудь дыру. Отрезать голову он бы даже и не подумал. А что, если бы выстрел меня не убил? - Он снял очки и протер глаза. - И гнил бы я заживо, потому что Олаф даже не подумал бы голову отрезать.

Он встряхнул головой, будто отгоняя видение, снова надел очки, а когда повернулся ко мне, лицо было спокойное, непроницаемое, как обычно. Но я уже заглянула под эту маску глубже, чем мне когда-нибудь позволялось. И только одного я там не ожидала найти: страха, а еще глубже под ним - доверия. Эдуард доверял мне больше, чем свою жизнь. Он доверял мне проследить, чтобы он умер хорошо. Для такого человека, как Эдуард, большего доверия быть не могло.

Мы никогда не будем вместе ходить по магазинам, никогда не съедим целый пирог. Он никогда не пригласит меня к себе на обед или на барбекю. Мы не будем любовниками. Но был отличный шанс, что один из нас будет последним, кого другой увидит перед смертью. Это не была дружба в том смысле, в каком ее понимают большинство людей, но все же это была дружба. Есть люди, которым я могла бы доверить свою жизнь, но нет никого другого, кому я доверила бы свою смерть. Жан-Клод и Ричард постарались бы удержать меня в живых из любви или того, что под этим словом понималось. Даже мои родственники и прочие друзья боролись бы, чтобы сохранить мне жизнь. Если бы я хотела смерти, Эдуард бы мне ее дал. Ведь мы оба понимали, что не смерти мы боимся. А жизни.

Глава 10

Дом был двухэтажный, с разделенными уровнями - сельский дом, который мог бы стоять где угодно на среднем западе в районе жилищ среднего класса. Но большой двор был изрезан каменистыми дорожками, ведущими к кактусам и к небольшим кустам сирени, и этого было достаточно. Другие пытались сохранить газоны зелеными, будто и не живут на краю пустыни, но в этом доме такого не было. И этот дом, и ландшафт эти люди сделали под окружающую среду и пытались зря не расходовать воду. А теперь они мертвы, и им глубоко плевать на экологические соображения и на дожди.

Конечно, кто-то из них мог быть среди уцелевших. Мне не хотелось видеть фотографии выживших до... до ранения. Достаточно трудно было сохранять профессиональную отстраненность и без снимков улыбающихся лиц, превратившихся в ободранное мясо. Я вылезла из машины, молясь, чтобы в этом доме не было выживших, - не слишком обычная молитва на месте преступления. Но в этом деле все было необычно.

Перед домом стоял полицейский автомобиль. Полисмен в мундире вышел из него, когда мы с Эдуардом направлялись к дому. Полисмен был среднего роста, но вес он имел как у человека гораздо повыше. Большая часть килограммов приходилась на живот, и потому форменный ремень сполз очень низко. Пройдя в нашу сторону пять футов, он покрылся потом, надел шляпу и засунул большой палец за пояс.

- Чем могу быть полезен?

Эдуард в лучшем своем виде Теда Форрестера протянул руку, улыбаясь.

- Я Тед Форрестер, сотрудник... - он запнулся, читая табличку на груди полисмена, - Нортон. Это Анита Блейк. Старший сержант Эпплтон дал нам обоим допуск к месту преступления.

Нортон оглядел нас с ног до головы, и в светлых глазах не сверкнула даже искорка дружелюбия. Руку он пожимать не стал.

- Не могли бы вы предъявить какие-нибудь удостоверения личности?

Эдуард открыл бумажник и протянул водительские права. Я подала полисмену лицензию истребителя. Он вернул права Эдуарда, а на мой документ прищурился.

- Эта лицензия в Нью-Мексико не годится.

- Я осведомлена об этом, сотрудник, - сказала я ровным голосом.

Он прищурился на меня, как только что на лицензию.

- Тогда зачем вы здесь?

Я улыбнулась, только не смогла сделать так, чтобы глаза тоже улыбались.

- Я здесь не как истребитель, а как эксперт по противоестественному.

Он отдал мне лицензию:

- Зачем тогда эта железка?

Я посмотрела вниз, на пистолет, резко заметный на фоне красной блузки. На этот раз улыбка у меня была неподдельная.

- Пистолет не спрятан, сотрудник Нортон, и на него есть федеральная лицензия, чтобы не возиться каждый раз с разрешением на оружие, переезжая из штата в штат.

Ответ ему не слишком, кажется, понравился.

- Мне было сказано пропустить вас двоих.

Предложение было утвердительное, но прозвучало как вопрос, будто он не решил еще, пропустит он нас все-таки или нет.

Мы с Эдуардом стояли, изо всех сил стараясь казаться безобидными, но полезными. Прикидываться безвредной мне удавалось куда лучше, чем Эдуарду. Даже никаких усилий не требовалось. Зато он лучше напускал на себя полезный вид. Он был воплощением безопасности и излучал ауру целеустремленности, на что реагируют и полицейские, и обычные люди. Я же могла только выглядеть безвредной и ждать, пока сотрудник Нортон решит нашу судьбу.

Наконец он кивнул, будто принял решение.

- Мне положено сопровождать вас при осмотре, мисс Блейк.

Видно было, что эта работа его не радует.

Я не стала его поправлять, что надо говорить миз Блейк. Кажется, он искал только повода от нас отделаться, и я не собиралась помогать ему в этом. Мало кто из полисменов любит, когда гражданские суют нос в их расследования. Я была не просто штатской - но также женщиной и охотницей на вампиров. Тройная угроза в лучшем виде: шпак, баба и урод.

- Сюда.

Он двинулся по узкой дорожке. Я посмотрела на Эдуарда, но он просто зашагал за Нортоном. Я последовала за ним. Такое у меня было чувство, что в ближайшие дни мне еще не раз придется это делать.

Тихо. Очень тихо было в этом доме. Тихо шелестящий кондиционер напомнил мне шипение воздух в больнице. У меня из-за спины вышел Нортон, и вздрогнула. Он ничего не сказал, только глянул на меня.

Из прихожей я направилась в большую гостиную с высоким потолком. Нортон пошел за мной. На самом деле он чуть не наступал мне на пятки, как преданный пес, но исходило от него не обожание и доверие, а подозрительность и настороженность. Эдуард устроился в одном из трех удобных с виду кресел с синей обивкой, вытянулся, скрестил ноги. Темные очки он не снял и был похож на картину "Отдых в уютной гостиной", если кто-нибудь такую писал.