По прошествии десяти минут судьба британского авангарда численностью сорок сабель была решена. Но в дальнейшем ходе сражения успех сопутствовал, увы, нашим противникам.
Не знакомые с воинской дисциплиной, кампа оставили свои позиции и вместе с монахами устремились вниз на дорогу, создав там еще большую сумятицу. Главные силы англичан под командованием полковника Янгхасбенда, спешившись, вступили в бой. Я рассчитывал, что эти, наиболее боеспособные силы противника, удастся отрезать от каравана, скатив сверху на дорогу огромный валун. Но, видимо, группу монахов, которой это поручалось, уничтожили огнем британцы.
В очень тяжелом положении оказался ротмистр Муравьев, который с восьмерыми солдатами противостоял натиску главных сил англичан. Я отправил вестового к Тенцингу с приказом как можно скорее переводить запряженные яками повозки по подвесному мосту на другую сторону ущелья. А сам наблюдал в бинокль за маневрами британского арьергарда, пытаясь найти выход из безвыходного положения, в которое попал мой отряд.
В довершение наших неудач я обнаружил, что британцы доставили сюда из Лхасы пушку. Сейчас они вытягивали ее на огневую позицию, с которой простреливались верхняя часть дороги и мост. Я приказал Малоземову перенести пулеметный огонь на орудийный расчет, и это умерило пыл английских артиллеристов.
На простреливаемой дороге к этому моменту уже началось движение, и одна за другой влекомые яками двухколесные повозки проходили через мост. Тенцинг сумел силами туземцев создать заслон из нескольких опрокинутых повозок — из-за этой импровизированной баррикады воины-кампа обстреливали наступающих англичан. Но силы были явно не равны.
Первым на шквальный огонь британских ружей и пулеметов прекратил отвечать отряд Муравьева — очевидно, все защитники этого «редута» погибли или получили тяжелые ранения. Затем орудийным огнем разрушили баррикаду. К этому моменту опустели пулеметные цинки, и мы с вахмистром, примкнув штыки, приготовились к нашему последнему бою.
Взглянув в бинокль на наступающих британских солдат, я заметил у орудия Рейли — он жестом указывал артиллеристам на нашу огневую точку. Мне даже почудилось, что я разглядел на его остроносом лице хищную улыбку. Прогремел пушечный выстрел, и яркое горное солнце померкло…
Дальнейший ход событий удалось восстановить значительно позже, по рассказам спасшего мне жизнь Григория Малоземова. Выстрел английской пушки оказался точным — наше последнее укрепление перестало существовать. Я получил контузию и раны шрапнелью в грудь. Вахмистр не стал терять времени — с помощью двух кампа он перенес мое безжизненное тело на дорогу и уложил в одну из повозок, сняв с нее часть ящиков с сокровищами Поталы. Погоняя неторопливых яков, он успел переправить меня на противоположный берег, а когда британцы, сломив сопротивление воинов Тенцинга, приблизились к мосту — он уничтожил переправу. Монахи проводили его до монастыря Ташилунпо.
Когда повозка въехала в монастырские ворота, жизнь во мне едва теплилась. Искусные врачеватели-ламы прикладывали все силы для моего спасения, но раны оказались столь тяжелы, что несколько дней я пребывал на грани жизни и смерти. Все это время верный Григорий не отходил от меня ни на шаг. С ним в монастырь пришли двое солдат — все, что осталось от нашего отряда.
Как выяснилось позже, геройская смерть моих товарищей оказалась не напрасной — большую часть сокровищ удалось у британцев отбить. Ящики, находившиеся на повозке, которой меня доставили в монастырь, рачительный Малоземов перенес в отведенное для нас помещение. В одну из бессонных ночей у моего одра, он, чтобы прогнать дрему, заглянул в них. То, что он там обнаружил, совершенно потрясло его. Но еще большим потрясением стало последовавшее после этой ночи стремительное улучшение моего состояния. Не надеявшиеся на выздоровление ламы поразились этому ничуть не меньше — они говорили о карме, небесной энергии и божественном промысле.
Через неделю — я все еще не приходил в сознание — Малоземову пришлось заняться срочной эвакуацией и со всей возможной поспешностью покинуть монастырь. Британцы восстановили мост, и солдаты колониального корпуса ворвались в буддийскую святыню. Но часом раньше небольшой отряд — вахмистр с двумя уцелевшими драгунами и повозка с моим безжизненным телом — в сопровождении проводника скрылся тайной горной тропой.
Минуло пятнадцать дней после сражения, и сознание вернулось ко мне. В тот момент отряд уже покидал горную страну Кам. На ночном привале я проснулся в своей палатке оттого, что стоящий рядом с кроватью Малоземов производил какие-то непонятные действия. И вдруг где-то в глубине сознания отчетливо раздался голос, и, постепенно я осознал, что слышу. На расспросы вахмистр отвечал только, что это внутреннее повествование — одно из удивительных свойств уникальной реликвии, которую он захватил с собой, случайно приметив, сколь благотворное воздействие она оказывает на состояние моего здоровья.
По прошествии еще одной недели я уже мог сесть в седло и надеялся, добравшись до Пекина, найти способ побывать в Утае, чтобы вернуть реликвию его святейшеству Далай-ламе.
Но судьба распорядилась иначе. После двухнедельного пребывания под гостеприимным кровом русской миссии мне — через военного атташе полковника Корнилова — передали приказ от «Феди». Надлежало, прервав составление отчета, отправиться — уже, слава богу, по железной дороге — в порт Владивосток, а оттуда — в Японию.
Тогда же на мой запрос об агенте британской разведке Рейли пришел весьма подробный ответ. Настоящее имя этого уроженца Одессы было Зигмунд Георгиевич Розенблюм. Сбежав юношей из родного дома, он много странствовал и добрался даже до Южной Америки. Позже он женился на британской подданной — ее богатый муж погиб при загадочных обстоятельствах. Рейли поселился в Англии и стал агентом Интеллидженс сервис. Он считался одним из самых успешных шпионов королевства и сыграл большую роль в получении Британией концессий на разработку персидских нефтяных месторождений. В поле зрения русской контрразведки он попал в Порт-Артуре, где появился в 1903 году как совладелец коммерческой фирмы «Грюнберг и Рейли». Будучи весьма обаятельным мужчиной, он сумел завязать более чем дружеские отношения с женами нескольких русских штабных офицеров и с их помощью получил возможность скопировать чертежи всех фортификационных сооружений Порт-Артура. Позже эти чертежи оказались у японцев, что позволило им взять основательно защищенную крепость — видимо, Рейли продал полученную секретную информацию.
Кстати, по сводкам жандармского управления, буквально накануне нашей войны с японцами Рейли несколько раз наведывался во Владивосток. Здесь его знали как совладельца лесоторговой компании. Двухэтажный особняк, который она занимала, выходил окнами прямо на Транссибирскую магистраль. Таким образом, пропускная способность единственной артерии, связывающей сердце империи с ее дальневосточным форпостом, высчитывалась предельно просто. Однако достаточных поводов к задержанию Рейли у контршпионского ведомства не возникло.
Но гораздо сильнее меня огорчило отсутствие известий о месте пребывания Екатерины Михайловны Фольбаум. Я узнал только, что в прошлом году генерал-лейтенант Фольбаум скончался. После его смерти дочери покинули город Верный, и куда пролег их путь — оставалось для меня мучительной загадкой…