— Тогда зачем было возиться с получением ордера на обыск? Чего ждать? Не выключай свет.
Улица, где стоял трейлер Крупчека, шла по дну неглубокого каньона, окруженного с двух сторон холмами. Технический прогресс здесь ограничился подведением телефонных и электрических линий к домам. В поселке не было даже уличных фонарей, и с заходом солнца царила полнейшая темнота.
Миккельсон, высокая и спортивная, сидела за рулем — ее укачивало, если автомобиль вел Дрейер. Она первой выбралась из машины. Невысокий коренастый Дрейер последовал за ней. Гравий похрустывал под ногами. Полицейские молча смотрели на трейлер, оба немного нервничали.
— Как ты думаешь, есть там кто-нибудь?
— Сейчас узнаем.
— Это его машина?
— Когда закончим обыск, проверим.
Неподалеку от трейлера стояла покрытая пылью и ржавчиной «тойота-камри» выпуска восьмидесятых годов.
Они добрались сюда так поздно, потому что сначала побывали в квартире Руни, где им пришлось изрядно поспорить с хозяином дома и бестолковой соседкой Денниса — глупая корова без конца спрашивала, покажут ли ее в новостях. Миккельсон ужасно хотелось отвесить ей оплеуху. Когда они наконец добрались до Пирблоссома, уже стемнело, а на узких дорогах не было указателей. Им пришлось ехать медленно, трижды останавливаться и спрашивать дорогу.
Во время последней остановки они заговорили с мексиканцем, работающим у богатой женщины конюхом, и тот сообщил, что Марс живет совсем рядом. Этот мексиканец, маленький мужчина с маленькой женой и шестью или семью маленькими детьми, рассказал, что Крупчек ведет себя тихо, держится замкнуто, с ним никогда не возникало проблем. Сам он разговаривал с Крупчеком лишь один раз, когда кто-то оставил у них на крыльце вырезанное из кости сердце. В тот день мексиканец зашел к Крупчеку и спросил, не его ли рук это дело, тот ответил «нет» и закрыл дверь. Короче, ничего полезного у мексиканца узнать не удалось.
— Пошли, — сказала Миккельсон.
Они направились к трейлеру и осмотрели его со всех сторон. Почему-то им не хотелось входить внутрь.
— А как мы туда попадем? — спросил Дрейер. — Будем искать ключ?
— Не знаю.
У них был ордер на обыск, но как попасть в трейлер, они не подумали.
Миккельсон постучала в дверь и крикнула:
— Кто-нибудь есть? Это полиция.
Она постучала еще дважды, но так и не получила ответа, после чего попробовала открыть дверь. Однако та оказалась прочнее, чем выглядела, и запертой на ключ.
— Наверное, мы сможем ее взломать.
— Может, нам следует отыскать землевладельца и у него попросить помощи?
Мексиканец сказал им, что вся земля вдоль дороги принадлежит Бреннерту, который сдает трейлеры внаем сезонным рабочим.
— Дерьмо, на это уйдет целая вечность. Вскроем чертову дверь, и дело с концом.
Дрейер помрачнел.
— Я не хочу платить за взлом.
— У нас есть ордер, нам не придется платить.
— Так ведь ублюдок может подать на нас в суд. А если не Крупчек, то Бреннерт. Ты же знаешь, как ведут себя некоторые люди.
— Проклятье!
Иногда Дрейер становился ужасно упрямым. Больше всего на свете он боялся, что на него подадут в суд. Эта тема была вечной в их разговорах: на полицейских часто подают иски только из-за того, что они честно делают свою работу. Дрейер постоянно говорил, что он переведет всю свою собственность на имя жены, чтобы защититься от претензий адвокатов.
Миккельсон вытащила из багажника монтировку, просунула плоский конец в щель и нажала. Ей пришлось приложить немало силы.
Раздался негромкий треск, и дверь приоткрылась, они почувствовали неприятный резкий запах.
— Интересно, этот тип когда-нибудь моется?
Миккельсон заглянула внутрь, она чувствовала себя превосходно — прежде ей не доводилось вламываться в чужие владения, а сейчас она знала, что за ней стоит сила закона.
— Кто-нибудь есть дома? Тук-тук-тук, это ваши дружелюбные соседи из полиции.
— Кончай болтать.
— Расслабься. Никого нет.
Миккельсон нашла выключатель и вошла в трейлер. Здесь было грязно, повсюду стояла потертая выцветшая мебель, воздух показался смрадно душным.
— Ладно, что теперь? — спросил Дрейер.
Однако именно Дрейер первым заметил их, когда заглянул в кухню.
— Господи, ты только посмотри сюда!
Зрелище могло бы показаться забавным, если бы их не было так много. Было бы пять или шесть коробок, даже десять или двенадцать, и Миккельсон рассмеялась бы и пошутила на эту тему, но то, что она увидела, показалось ей столь невероятным, что она остолбенела, а внутри у нее похолодело. Позднее в полицейской лаборатории подсчитают: семьсот шестнадцать пустых коробок от хлопьев «Граф Чокала», сплющенных, аккуратно сложенных и перевязанных бечевкой, которые возвышались у стен, на кухонных полках и столах могучими пирамидами. И на каждой коробке единственный ожог от сигареты на кончике носа графа Чокала. Впоследствии объяснение ожогам нашлось.
Однако у Дрейера, в отличие от Миккельсон, не возникло никаких неприятных догадок, и он решил пошутить.
— Ты думаешь, он рассчитывает получить что-нибудь ценное за эти картонки?
— Надень перчатки.
— Что?
— Перчатки. Нужно соблюдать осторожность.
— Боже мой, это всего лишь хлопья.
— Надень перчатки, больше я тебя ни о чем не прошу.
— Ты думаешь, он все это съел?
— Что?
— Хлопья. Думаешь, он их ест? Возможно, он где-то ворует коробки. Наверное, рассчитывает получить приз, ну, знаешь, в каком-нибудь конкурсе «Кто соберет больше коробок».
Трейлер был разделен на три части: кухня находилась справа от них, гостиная при входе, спальня — слева. Вообще все казалось ужасно тесным из-за разбросанных повсюду бесплатных газет, оберток из ресторанов быстрого обслуживания, грязной одежды и банок из-под пива; в маленькой кухне поместились только крошечная раковина, электроплита и компактный холодильник.
Миккельсон направилась в спальню, не обращая внимания на рассуждения Дрейера и на ходу надевая виниловые одноразовые перчатки. Она мучительно пыталась понять, чем пахнет в трейлере. У двери она зажгла свой фонарик и увидела на полу груду грязных простыней, какие-то бумаги, одежду и банки.
— Дрейер, я считаю, что нам нужно позвонить.
Дрейер подошел к ней, луч его фонарика плясал по стенам.
— Дерьмо. Что все это значит? — негромко спросил Дрейер.
Миккельсон шагнула вперед, освещая себе дорогу фонариком. Вдоль стен стояли стеклянные банки в один галлон — обычно в таких продают соленья в дешевых магазинах. В каждой банке, наполненной желтой жидкостью, что-то плавало. Некоторые банки были набиты так плотно, что в них почти не осталось места для жидкости.