— Послушайте, шеф…
— Эти ублюдки захватили мою семью.
Тэлли взвел свой пистолет и прижал дуло к щеке Джонса.
— Речь идет о моей жене и дочери, сукин ты сын. Неужели ты думаешь, что я тебя не пристрелю?
Тэлли больше не находился на Фландерс-роуд — он вошел в зону, где царит белый шум и всем управляют эмоции, а разум отступает. Гнев и ярость были билетом, паника стала экспрессом. Весь день он к этому шел, и долгожданный момент наступил. Ребята из спецназа часто говорят о таком состоянии. Ты уходишь в зону и теряешь контроль над собой. И твоя карьера идет под откос: тебя могут убить или, еще того хуже, ты сам кого-то убиваешь.
Тэлли навис над Джонсом, распростертым на капоте машины. Он должен добраться до Часовщика, а этот человек знает, где его искать. У Тэлли нет времени ждать звонка. Он должен застать Часовщика врасплох. Время его враг.
— Он звонит мне. Точно так же, как звонит тебе.
Голова Тэлли раскалывалась от боли. Он сказал себе, что нужно выстрелить этому мерзавцу в плечо, заставить кричать. Голос Миккельсон вернул его к реальности.
— Шеф?
Белый шум исчез, и Тэлли вышел из зоны. Он опустил пистолет. Нет, он не такой, как они.
Джонс отвернулся. Тэлли показалось, что Джонс смущен.
— Я ему не звоню. Он сам звонит мне, как и тебе. Именно таким способом они остаются в безопасности. Просто держи телефон при себе. Он позвонит.
Тэлли посмотрел на телефон Джонса, а потом швырнул его на асфальт и раздавил каблуком. У него осталась «Нокия», но если он услышит звонок, то не станет на него отвечать. Если Часовщик позвонит, он будет рассчитывать на ответ. А Тэлли намеревался делать то, чего Часовщик не ждет.
— Посади его в камеру вместе с остальными.
Казалось, все заканчивалось, не успев начаться. Теперь Тэлли не мог остановиться. Как только ты нанес первый удар, нужно доводить дело до конца. Стоит остановиться, и ты мертв.
Смит должен знать. Они доверили Смиту свои самые главные тайны. Все вновь возвращается к Смиту.
— Где дети?
— С ними Купер и врачи. Дети в порядке. Нам наконец удалось связаться с их матерью, шеф. Она вылетела сюда из Флориды.
— Скажи Куперу, чтобы он встретил меня в больнице. И пусть возьмет с собой детей.
Тэлли вытер слезящиеся от дыма глаза и посмотрел на дом. Огонь уже лизал крышу. Языки пламени метались по карнизу, хотя радужные струи серебряной воды куполом накрывали дом. Тэлли ощутил запах огня и дыма на своей коже и одежде. От него пахло, как от погребального костра.
Кен Сеймур
Сеймур менял таблетки от головной боли на холодный димсам [9] у телевизионщиков из Лос-Анджелеса, когда со стороны дома послышалась серия глухих хлопков. Продюсер из Лос-Анджелеса, худощавый парнишка с козлиной бородкой и полным отсутствием жизненного опыта, перестал излагать свои взгляды на роль новостных программ в политической жизни страны.
— Что это было? — спросил продюсер.
Кен Сеймур сразу же узнал звук: пистолетные выстрелы.
Сеймур понимал, что Хауэлл не отдавал приказа о штурме, поскольку Хауэлл сначала сообщил бы об этом ему. Он быстро подошел к ближайшей машине телевизионщиков, чтобы выяснить, что происходит. Техник в фургоне записывал переговоры на частоте офиса шерифа.
— Парни, вы что-нибудь знаете?
Техник махнул рукой, чтобы ему не мешали работать. Он слушал переговоры полицейских через наушник, поскольку директор канала новостей не хотел, чтобы информация стала доступна другим репортерам.
— Они вызвали пожарных. Проклятый дом загорелся.
— А как насчет стрельбы?
— А разве была стрельба?
— Да, черт побери.
Техник вновь замахал рукой на Сеймура и включил приемник, одновременно меняя частоту.
— Отряд спецназа вошел в дом. Дерьмо. У них есть потери. Такое впечатление, что детей удалось спасти. Да, дети выходят из дома.
Техник сдернул наушники и позвал продюсера. Густой дым, озаренный светом прожекторов с вертолетов, поднимался в небо, вновь послышалась серия глухих хлопков.
Сеймур вытащил телефон.
Глен Хауэлл
Местные станции возобновили прямые репортажи с места событий, когда начался пожар. Пламя лениво выползало наружу из окон левой стены, но с задней стороны, выходящей к бассейну, огонь бушевал всерьез. Пожарные поливали водой крышу, вдоль периметра дома метались тени, но съемки сверху давали такую невнятную картинку, что Хауэлл не мог понять, что происходит. Не вызывало сомнений одно: все катится в тартарары.
— Вы уверены, что люди Джонса пострадали?
— Говорят, что у ФБР были потери, значит, парни Джонса. Мы получаем эти дерьмовые сведения благодаря перехвату переговоров полицейских.
— Им удалось забрать диски?
— Я не знаю. События разворачиваются непосредственно у нас на глазах, но никто ничего не рассказывает репортерам.
— Но почему, черт возьми, они ворвались в дом?
— Я думал, вы дали им зеленый свет.
— Это был не я.
— Подождите секунду; кажется, им удалось перехватить кое-что еще. Да, говорят, что двое агентов ФБР вывели из дома мальчика и девочку. Дети уже вне дома.
Хауэлл постарался сохранять спокойствие.
— Кто остался внутри?
— Я не знаю.
— Джонс все еще в доме?
— Я не знаю.
— Где Тэлли?
— Я не знаю.
— Проклятье, тебе платят за то, чтобы ты знал. Именно для этого ты там находишься.
Хауэлл разъединился и нажал кнопку с номером Джонса. Раздался один гудок, а потом компьютер сообщил, что владелец телефона либо находится вне зоны обслуживания, либо выключил свой телефон. Хауэлл позвонил Мартин. Он насчитал пятнадцать гудков и бросил трубку.
— Дерьмо!
Он набрал номер Тэлли и долго слушал, как звонит «Нокия». После двадцатого гудка он с такой силой ударил по кнопке, что едва не сломал телефон.
Тэлли
Тэлли включил мигалку и помчался к больнице на полной скорости. Он опередил Купера и подъехал к больнице, когда часы показывали пять минут четвертого ночи. На парковке было почти пусто; оставшиеся репортеры толпились у входа в приемный покой. Тэлли поставил машину подальше, чтобы избежать контактов с прессой, но вылез из машины — от нетерпения не сиделось. Он оперся о дверь и, скрестив руки на груди, оглядел улицу. Тут только он сообразил, что все еще одет в пуленепробиваемый жилет, а на груди висит рация. Тэлли снял их и бросил на заднее сиденье. Потом положил «Нокию» на переднее сиденье.