— Можешь остаться, и мы будем тебя защищать, но в случае опасности я надеюсь, что ты сделаешь все, что сможешь. Сражаться тебе не обязательно, но не будь обузой.
— Как это надо понимать? — спросил он.
— Надо понимать так, что если начнется стрельба, прячься в укрытие, сливайся с фоном. Не становись мишенью. Если кто-то из моих людей будет ранен, а у тебя будет возможность вытащить его из-под огня, но ты бросишь его умирать, ты умрешь следующим.
— Я не смелый, Анита. Ни капельки не смелый.
— И не будь смелым, Джил. Просто делай то, что тебе сказано, старайся изо всех сил, сколько их у тебя есть, но усвой правила. Держись подальше от линии огня, когда начнется драка, потому что у нас не будет времени о тебе беспокоиться. Помогай, если сможешь, и не путайся под ногами в противном случае. Все просто.
Он кивнул, потирая подбородок о колени, снова и снова.
— Просто, — прошептал он. — Хотел бы я, чтобы жизнь была проста.
— Жизнь не проста, Джил, зато в бою все просто. — Я встала на колени перед ним, и мне противна была слабость, которая так и перла из него. Видит Бог, меньше всего мне был нужен еще один эмоциональный инвалид, чтобы за мной таскаться. Но вышибить его на улицу я не могла. Анита Мягкосердечная. Кто бы такое придумал? — В бою все просто, Джил. Ты защищаешь себя и своих и убиваешь врагов. И делаешь все, чтобы сохранить жизнь себе и своим.
— А как узнать, кто враг? — спросил он почти шепотом.
— Все, кто есть в комнате, кроме нас.
— И их просто убивать?
— Именно так, — кивнула я.
— Не знаю, могу ли я вообще кого-нибудь убить.
— Тогда прячься.
Он снова кивнул, потирая подбородок, будто метил собственные колени.
— Прятаться я умею. Этому я хорошо научился.
Я очень осторожно тронула его за лицо. Он вздрогнул, потом чуть расслабился. Все животные любят прикосновения.
— А я как раз не очень умею. Может быть, ты меня научишь.
— А зачем тебе уметь прятаться? — удивился он.
— Потому что всегда найдется кто-то или что-то посильнее тебя.
— Я могу научить тебя прятаться, но не знаю, смогу ли я научиться убивать.
Где это я уже слышала? Ах да — от Ричарда. Но даже он в конце концов научился.
— Ты еще сам не знаешь, чему ты сможешь научиться, если придется, Джил.
Он снова обхватил колени.
— А я не знаю, хочу ли я научиться убивать людей.
— А вот это, — сказала я, — совсем другой вопрос.
— Я не хочу.
Я посмотрела на него в упор:
— Тогда не учись. Но смотри, чтобы из-за твоей щепетильности не погиб кто-то из моих людей.
— Я предпочел бы, чтобы меня убили, чем чтобы я.
— Верно, но это твой выбор. Пусть тебя убивают, если ты хочешь, но смотри, чтобы из-за твоих моральных принципов не пострадали мои люди.
— И ты бы меня в таком случае убила?
Я снова опустилась перед ним на колени:
— Можешь остаться у меня, и я обеспечу твою безопасность или сама погибну, но если ты будешь путаться под ногами и из-за тебя погибнет кто-то из моих леопардов или моих друзей, я тебя убью. Говорю сейчас, чтобы ты потом не плакал и не говорил, что не понял. Потому что, если ты этого заслужишь, я тебя застрелю, пока ты будешь меня умолять этого не делать.
— Но кто будет решать, заслужил я или нет?
— Я.
Он посмотрел на меня так, будто не мог решить, как ему будет безопаснее — со мной или без меня. Я смотрела, как он думает, и не испытывала ничего — никакой жалости. Потому что лис-оборотень Джил был обузой. В любом бою он будет потерей или причиной потери. Я достаточно цивилизованна, чтобы дать ему защиту, раз он просит, но недостаточно цивилизованна, чтобы платить за это кровью тех, кто мне дорог. В этот момент я знала, что я не социопат, потому что иначе я бы выставила его за дверь. Да я бы, черт меня побери, просто пристрелила бы его, чтобы не мучился и других не мучил.
Вместо этого я протянула ему руку и помогла встать.
— Ты понял правила?
— Я понял, — прошептал он.
— Ты согласен жить по ним?
Он кивнул едва заметно.
— Ты согласен умереть по ним?
Он прерывисто вздохнул, но кивнул еще раз.
Я улыбнулась, сама зная, что до глаз улыбка не дошла.
— Тогда добро пожаловать, и не высовывайся. У нас сегодня еще одно дело, которым надо заняться. Можешь поехать с нами.
Я сама толком не знала, было это приглашением или угрозой.
Еще световой след не погас в небе, тонкая золотая лента, пылающая на фоне наступления темных, очень темных туч, когда мы припарковались позади «Цирка проклятых». Эта парковка была для служащих. Там было темно, голо и без всяких украшений, не то что на парковке перед фасадом, похожей на карнавал. Мимо ярких ламп и кричащих плакатов я проехала, не взглянув.
— У клоунов там, на витрине, были клыки? — спросил Калеб.
Только после его вопроса я вспомнила, что никто из них еще ни разу в «Цирке» не был. Отстегнув ремень, я обернулась, чтобы посмотреть на него. Он сидел на среднем сиденье у двери, притиснутый широкими плечами Мерля. С другой стороны от Мерля сидел Натэниел. Черри и Зейн сидели сзади с Джилом. Мика вместе со мной впереди. Поскольку мы знали, что мой дом не находится в зоне прекращения огня, все держались вместе. Рафаэль прислал двух новых телохранителей, но они прибыли как раз когда мы уезжали, и я не стала теснить народ, собравшийся в джипе. Крысолюды поехали следом, не слишком довольные, но подчинившись приказу. Уже хорошо.
Я ответила на вопрос Калеба:
— Да. У тех вертящихся клоунов на вывеске есть клыки.
— Я видал афишу насчет подъема зомби. Это ты делаешь? — спросил Мерль.
Я замотала головой:
— Считаю, что данные Богом таланты нельзя использовать на потеху публике.
— Я не хотел тебя оскорбить, — сказал он.
Я пожала плечами:
— Извини, я насчет этой всей фигни слишком чувствительна. И не одобряю очень многого, что делают ради денег мои коллеги-аниматоры.
— Ты ради денег поднимаешь мертвых, — сказал Калеб.
Я кивнула:
— Это да. Но я отказываюсь от куда больших денег, чем беру.
— Отказываешься? От каких?