– А здесь предпринимались попытки бегства? – спросил Генрих.
– А хочешь посмотреть на попытку бегства? – в свою очередь спросил майор Шмидт.
– Не понимаю…
– Ну что ж, сейчас я вам продемонстрирую, как это происходит. Пойдемте со мной в карьер.
Генрих и Альфред недоуменно переглянулись, прежде чем пошли вслед за майором. Они спустились по ста восьмидесяти шести ступенькам лестницы, известной под названием «лестница смерти». Она вела в карьер из самого лагеря. Шмидт позвал одного из капо, [14] наблюдавших за заключенными. У капо к одежде был пришит зеленый треугольник, и за этим человеком, как тут же сообщил Альфреду и Генриху майор Шмидт, числились убийства нескольких людей. Высокий, крепко сложенный, одноглазый, этот капо наводил ужас на всех заключенных, не один раз имевших возможность убедиться в его жестокости.
– Ганс, выбери кого-нибудь из этих доходяг, – приказал ему майор Шмидт.
Верзила не стал долго раздумывать и тут же направился к седовласому мужчине с растертыми в кровь ладонями. Этот мужчина был таким худым, что казалось просто невероятным, что у него еще были силы передвигаться. Треугольник на его одежде был красного цвета.
– Вот этот, чертов коммунист, – сказал капо, пинками заставив свою жертву приблизиться к тому месту, где стоял майор Шмидт и вновь прибывшие офицеры СС.
Шмидт молча снял с головы заключенного шапку и с размаху швырнул ее в сторону проволочного ограждения.
– Подними ее, – приказал он заключенному.
Тот стал дрожать от страха, не решаясь выполнить приказ. Впрочем, он прекрасно понимал, что у него не было выбора.
– Иди забери свою шапку! – заорал Шмидт.
Еле стоявший на ногах заключенный медленно заковылял в сторону проволочного ограждения. Услышав за своей спиной зычный голос майора, приказывающего ему бежать, он стал быстрее передвигать ногами, с трудом изображая бег. Когда заключенный достиг того места у проволочного ограждения, где лежала его шапка, он даже не успел нагнуться, чтобы ее поднять: автоматная очередь, выпущенная одним из часовых, оборвала еле теплившуюся в этом человеке жизнь.
– Иногда шапка падает сверху на проволочное ограждение. В этом случае, пытаясь ее достать, заключенного поражает разряд высокого напряжения – и ему конец. Одним ртом меньше. – Впечатляет, – сказал Генрих.
– Уж слишком просто, – заявил Альфред.
– Слишком просто? – обеспокоенно переспросил майор Шмидт.
– Да, это слишком простой способ избавления от отбросов.
– Признаться, у нас есть и другие способы.
– Расскажите нам о них, – попросил Генрих.
На первый взгляд помещение было похоже на зал с душевыми кабинками, однако въевшийся в стены запах свидетельствовал о том, что по трубам сюда подается отнюдь не вода.
– Мы используем газ «Циклон-Б», являющийся смесью водорода, азота и углерода, – стал рассказывать майор Шмидт.
– И в нем вы купаете заключенных? – спросил Генрих, громко хихикнув.
– Именно так. Мы заводим их сюда, и прежде чем они успевают сообразить, что к чему, они уже мертвы. Здесь мы избавляемся от лишних заключенных из вновь поступивших партий. Когда командование присылает нам слишком много заключенных и у нас возникает необходимость часть из них уничтожить, мы приводим отобранных заключенных в эти «душевые», из которых они уже самостоятельно не выходят. Остальные заключенные даже понятия не имеют о том, что здесь происходит, – продолжал Шмидт. – В противном случае, если мы приведем их сюда «принять душ», у них может возникнуть желание оказать сопротивление. После того как заключенные поработают в Маутхаузене в течение некоторого времени и становятся уже ни на что не годными, мы отправляем их в Хартхайм. Там, разумеется, имеются другие душевые – не менее эффективные.
– Другие душевые? – переспросил Генрих.
– Да. А еще мы проводим испытания нового способа избавления от тех, кто уже стал не нужен. Когда они заканчивают работу в карьере, мы приказываем им помыться вон в том водоеме, ниже по склону. Они раздеваются и затем в течение получаса находятся в ледяной воде. Большинство из них умирает. Врач говорит, что у них возникают проблемы с кровообращением.
После обеда экскурсия была продолжена. Шмидт повез Альфреда и Генриха в замок Хартхайм. Замок показался им восхитительным сооружением, а работающий в нем персонал – любезным и толковым.
Майор привел их к старинным застенкам, вход в которые был защищен похожими на люки дверями с засовами. В этом подземном помещении была оборудована еще одна газовая камера, предназначенная для заключенных, которые уже «отработали свое» в Маутхаузене, как выразился Шмидт.
– Когда они становятся совершенно обессиленными, мы говорим им, что переведем их в этот замок, который является якобы своего рода санаторием. Они доверчиво залазят в грузовики и едут сюда. Здесь мы их заставляем раздеться, фотографируем и затем отводим в это подземное помещение. После того как они умирают от удушья, мы сжигаем их трупы в крематории. А еще у нас есть хорошая бригада стоматологов – и здесь, и там, в Маутхаузене. Они вырывают у умерших заключенных золотые зубы. Кроме того, – продолжал Шмидт, в Хартхайме мы занимаемся уничтожением и тех людей, которые своим существованием позорят наше общество: мы отправили на тот свет более пятнадцати тысяч душевнобольных, привезенных сюда со всей Австрии.
– Впечатляет, – сказал Альфред.
– Мы всего лишь выполняем распоряжения фюрера.
Находясь в Маутхаузене, Альфред и Генрих смогли лучше узнать самих себя: они вдруг обнаружили, что им доставляет удовольствие лишать жизни других людей. Альфред, как и начальник концлагеря Маутхаузен Франц Цирис, предпочитал убивать заключенных выстрелом в затылок. Генриху же больше нравилось то развлечение, которому его научил майор Шмидт еще в первый день их пребывания на новом месте службы, – срывать шапки с выбранных жертв и швырять их в сторону проволочного ограждения.
Бывали дни, когда он таким способом убивал по нескольку десятков доведенных до отчаяния людей. Некоторые из них бросались навстречу смерти так, как будто это был путь к освобождению.
Альфред и Генрих подружились с некоторыми из лагерных врачей, которым нравилось проводить эксперименты на заключенных.
– Наука быстрее развивается благодаря тому, что у нас здесь полно материала, позволяющего еще лучше познать секреты человеческого тела, – рассказывал Альфред Грете долгими зимними вечерами, оставаясь после ужина сидеть за столом.
Он подробно объяснял ей, как в концлагере инфицируют различными вирусами вполне здоровых мужчин, женщин и детей, чтобы затем наблюдать за развитием болезни. А еще их лечили от болезней, которых у них не было, и делали всевозможные операции, чтобы лучше изучить тайны функционирования механизма, каким является человеческое тело.