Как так получилось, что он вдруг появился здесь, в Риме? И где он был все это время? Может, он надеется, что о прошлом уже никто не вспоминает? Невозможно было даже представить, что этот человек будет участвовать во всемирном конгрессе, проводимом ЮНЕСКО.
Чиприани принял своего давнего пациента Сандро Берсини и с большим трудом заставил себя выслушать его жалобы. Он заверил Берсини, что здоровье у того просто железное (что, впрочем, было правдой), и, впервые в жизни не проявив должного такта, вежливо попросил его уйти, сославшись на то, что у него сегодня еще много пациентов.
Раздался телефонный звонок, и Чиприани невольно вздрогнул. Интуиция подсказала ему, что звонят из агентства «Розыск и охрана».
Директор агентства лаконично сообщил о результатах первых нескольких часов расследования. Он направил на место проведения конгресса шестерых своих лучших сотрудников.
Информация, которую сообщил директор агентства, удивила Карло Чиприани. Должно быть, произошла какая-то ошибка, если только не предположить, что…
Нуда, все понятно! Человек, которого они искали, старше их по возрасту, и у него, конечно же, есть дети и внуки…
Он вдруг почувствовал разочарование, а затем ощутил, что его охватывает бешенство: ему показалось, что его попросту надули. Он уже было поверил, что этот подонок снова попал в их поле зрения, а теперь оказалось, что это был вовсе не он. Однако внутренний голос все же подсказывал Чиприани, что теперь они были очень близки к тому, чтобы найти этого человека, – близки, как никогда. Поэтому он попросил директора агентства «Розыск и охрана» продолжать наблюдение и попытаться раздобыть как можно, больше информации – чего бы это ни стоило.
– Папа…
Он и не заметил, как в его кабинет зашел Антонино. Карло тут же попытался придать своему лицу спокойное выражение, потому что почувствовал, что сын смотрит на него озабоченно.
– Как дела, сынок?
– Как всегда, хорошо. А ты о чем задумался? Ты даже не заметил, как я вошел.
– У тебя все та же дурная привычка – как в детстве: ты заходишь, не постучав в дверь.
– Да ладно, папа, не придирайся!
– А я что, придираюсь?
– Да, и тем самым выдаешь себя… Я тебя прекрасно знаю и по твоим придиркам понимаю, что сегодня события развивались не так, как тебе хотелось бы. Так что все-таки произошло?
– Ты ошибаешься. У меня все в порядке. Да, кстати! Возможно, в течение нескольких ближайших дней я не буду приходить в клинику. Я, конечно, понимаю, что я тут уже не очень-то и нужен, поэтому просто ставлю тебя в известность.
– Как это ты тут не нужен? Ты сегодня какой-то странный! А можно узнать, почему ты не будешь появляться в клинике? Куда-то уезжаешь?
– В Рим приезжает Мерседес. А еще – Ганс и Бруно.
Антонино нахмурился. Ему было известно, как много значили для отца эти его друзья, и именно поэтому беспокоился. Друзья Карло со стороны казались безобидными старичками, но это впечатление было обманчивым. Во всяком случае, у Антонино они всегда вызывали чувство страха.
– Тебе нужно было жениться на Мерседес, – насмешливо буркнул Антонино.
– Не говори глупости!
Мама умерла пятнадцать лет назад, а вы с Мерседес явно друг другу симпатизируете, к тому же она одна, как и ты.
– Хватит, Антонино. Я пошел, сынок…
– Ты видел Лару?
– Я повидаюсь с ней, прежде чем уйду.
* * *
Несмотря на преклонный возраст, Мерседес Барреда почти не утратила своей былой красоты. Высокая, стройная, смуглая с горделивой осанкой и манерами уверенной в себе женщины, она всегда нравилась мужчинам. Быть может, именно поэтому она так и не вышла замуж: внушила себе, что за всю жизнь ей ни разу не встретился мужчина, который был бы ей под стать.
Мерседес была владелицей строительной компании. Работая с утра до ночи, никогда ни на что не жалуясь, она сумела сколотить приличное состояние. Ее сотрудники считали ее женщиной суровой, но справедливой. Она никогда не оставляла рабочих в беде, платила им столько, сколько положено платить, следила за тем, чтобы все они были застрахованы, и скрупулезно соблюдала все их права. Репутация сурового человека закрепилась за ней главным образом из-за того, что никто никогда не видел, чтобы она смеялась или хотя бы улыбалась. Впрочем, ее нельзя было обвинить в авторитаризме, и никто никогда не слышал, чтобы она на кого-нибудь повысила голос. Так или иначе, в ней было что-то такое, что нравилось окружающим.
Одетая в костюм светлого цвета, без каких-либо особых украшений, если не считать сережек с жемчужинами, Мерседес Барреда быстро шла по бесконечным коридорам римского аэропорта Фьюмичино. По громкоговорителю объявили о прибытии самолета из Вены. Этим самолетом прилетел Бруно, и теперь они могли отправиться в дом Карло вместе. Ганс прилетел в Рим еще час назад.
Мерседес и Бруно крепко обнялись. Они не виделись уже больше года, хотя довольно часто разговаривали по телефону и переписывались через Интернет.
– Как твои дети? – спросила Мерседес.
– Сара уже стала бабушкой. У моей внучки Елены родился сын.
– Так ты теперь прадедушка! Впрочем, ты совсем не похож на древнего старикашку. А как твой сын Давид?
– Он закоренелый холостяк, так же как и ты.
– А твоя супруга?
– Когда я уезжал, Дебора кипела от возмущения. Мы уже пятьдесят лет спорим с ней об одном и том же. Она хочет, чтобы я больше об этом не думал. Она не понимает, что мы никогда не сможем этого забыть. Ей не хотелось, чтобы я сюда ехал. Видишь ли, хотя она и не желает этого признать, она боится за меня. Очень боится.
Мерседес кивнула. Она не винила Дебору за ее страхи и за то, что она пыталась удержать своего мужа. Мерседес даже испытывала к супруге Бруно симпатию, потому что Дебора была хорошей женщиной – доброй и молчаливой, всегда готовой оказать помощь другим людям. Впрочем, Дебора не отвечала Мерседес взаимностью. Когда Мерседес как-то раз приехала к Бруно в Вену, Дебора приняла ее со всем гостеприимством, на какое была способна, однако так и не смогла скрыть тот страх, который ей внушала «каталонка», как она за глаза называла Мерседес.
На самом деле Мерседес была француженкой. Ее отец бежал из Барселоны в самом конце гражданской войны в Испании. Он был анархистом, а еще очень добродушным и милым человеком. Находясь во Франции, он, как и многие другие испанцы, примкнул кдвижению Сопротивления, когда фашисты вошли в Париж. Тогда он и познакомился с матерью Мерседес, работавшей связной, и они влюбились друг в друга. У них родилась дочь – в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте.
У Бруно Мюллера – такого же пожилого человека, как и его подруга Мерседес, – были белые как снег волосы и голубые глаза. Он хромал, а потому всегда ходил с тростью с серебряной рукояткой. Бруно родился в Вене и был музыкантом – выдающимся пианистом, как и его отец. Его семья существовала благодаря музыке и во имя музыки. Закрывая глаза, он представлял, как его мать, улыбаясь, играет на фортепиано в четыре руки с его старшей сестрой. Три года назад Бруно Мюллер вышел на пенсию. До этого он считался одним из лучших пианистов мира. Его сын Давид тоже посвятил себя музыке. Он был скрипачом и никогда не расставался с изящным инструментом изготовленным Гварини.