– А ты ничего не видишь вокруг себя, Клара? Ты не видишь, что происходит в этой стране? Да, тебе не известно, что другие люди голодают, потому что тебе ведь не приходится голодать. Тебе не ведомо отчаяние женщин, дети и мужья которых умирают из-за отсутствия медикаментов, потому что у твоего дедушки есть все необходимые ему лекарства. В Золотом доме время словно остановилось.
– Что с тобой происходит, Ахмед? В чем ты меня упрекаешь? Ты очень изменился – еще тогда, когда мы были в Риме. А с тех пор, как мы оттуда вернулись, я замечаю, что ты с каждым днем относишься ко мне все более сдержанно и даже с неприязнью. Почему?
Они пристально посмотрели друг другу в глаза, напряженно думая о той – быть может, уже непреодолимой, – пропасти, которая образовалась между ними, и совершенно не понимая, в какой именно момент она возникла и почему.
– Давай поговорим позже. Сейчас, мне кажется, не самый подходящий для этого момент.
– Да, ты прав. Пойдем.
Они вышли из кабинета. В приемной их ждали четверо вооруженных мужчин – тех самых, которые повсюду следовали за Кларой, куда бы она ни пошла.
Когда Клара и Ахмед приехали в Золотой дом, каждый из них постарался найти для себя уединенное место, где он оказался бы подальше от другого: Клара пошла в кухню, намереваясь найти там Фатиму, а Ахмед заперся в своем кабинете. Включив музыкальный центр и выбрав «Героическую симфонию» Бетховена, Ахмед налил себе виски со льдом, сел в кресло и, закрыв глаза, попытался собраться с мыслями. Ему необходимо было сделать выбор; либо навсегда уехать из Золотого дома куда-нибудь подальше, либо так и продолжать потихонечку деградировать как личность. Если он решит остаться, ему придется помириться с Кларой. Она не пойдет на уступки и, тем более, не даст воли чувствам. Но сможет ли он и дальше жить с ней. как будто ничего не произошло – как будто с ним ничего не произошло?
Ахмед открыл глаза и увидел, что перед ним стоит Альфред Танненберг. Старик пристально смотрел на Ахмеда, и в его взгляде чувствовались ярость и безжалостность.
– Я слушаю тебя, Альфред.
– Что происходит?
– Что происходит? – переспросил Ахмед. – Ты о чем?
– Где ящик с табличками?
– Ах да, ящик! Извини, что не принес его тебе сразу же. Я пошел прямиком к себе в кабинет. Голова болит, да и вообще я сильно устал.
– Проблемы в министерстве?
– Проблемы во всей нашей стране, Альфред. То, что сейчас происходит в Министерстве культуры, уже не столь важно. Впрочем, у меня нет проблем, потому что, в общем-то, у меня уже нет работы. Нечем стало заниматься, хотя мы и делаем вид, что ничего существенного не происходит.
– Ты что, станешь теперь критиковать Саддама?
– От этого ничего не изменится, разве что меня схватят и упрячут в самую ужасную тюрьму.
– Нам невыгодно, чтобы убили Саддама. Для нашего бизнеса будет лучше, если все останется, как есть.
– Это невозможно, Альфред. Даже ты не сможешь повернуть вспять колесо истории. США нападут на Ирак и наложат лапу на богатства этой страны. Американцы, так же как и ты, думают только о собственной выгоде.
– Нет, они не нападут. Буш – хвастун, который только и может, что угрожать. Американцы вполне могли покончить с Саддамом во время прошлой войны в Персидском заливе, но не сделали этого.
– Значит, либо не смогли, либо не захотели. И как бы они ни поступали раньше, теперь они уж наверняка на нас нападут.
– А я тебе говорю, что этого не произойдет, – раздраженно возразил Танненберг.
– Нет, произойдет. И они нанесут нам смертельный удар. Мы начнем сражаться сначала с ними, а затем друг с другом: сунниты против шиитов, шииты против курдов, курды против кого-нибудь еще, даже неважно, кто против кого. Мы обречены.
– Да как ты смеешь нести подобный вздор?! – крикнул Танненберг. – Такое впечатление, что ты внушил себе, будто обладаешь даром провидца, и поэтому ты пророчишь всем нам гибель!
– Ты понимаешь все это даже лучше, чем я. Если бы это было не так, ты не стал бы торопиться с раскопками в Сафране А еще не стал бы допускать тех ошибок, которые ты – и это тебе понятно – допускаешь, и не стал бы выходить из тени как ты это совсем недавно сделал. Я всегда восхищался твоим умом и твоим хладнокровием, и не пытайся меня обмануть, утверждая что ничего страшного не случится и что все, что происходит, – всего лишь еще один политический кризис.
– Замолчи!
– Нет, давай уж лучше откровенно поговорим о том, о чем мы до сих пор не решались даже и думать, потому что только так мы сможем избежать непозволительных ошибок. Нам необходимо быть искренними друг с другом.
– Да как ты смеешь так со мной разговаривать? Ты – никто. Это я тебя сотворил – сделал тем, кем захотел сделать.
– Да, отчасти ты прав. Я – тот, кем меня захотел сделать ты, а не тот, кем хотел быть я сам. Но мы с тобой сейчас плывем на одном корабле. Можешь мне поверить: мне совсем не нравится плыть выбранным тобой курсом, но поскольку у меня уже нет другого выхода, я пытаюсь хотя бы предотвратить кораблекрушение.
– Давай, говори все, что считаешь нужным сказать! Но это могут быть твои последние слова в этом доме.
– Я хочу знать, что ты задумал. У тебя всегда найдется запасной путь для отступления. Но я сейчас совсем не понимаю твоих замыслов. Даже если Пико приедет сюда проводить раскопки, у нас в распоряжении будет максимум шесть месяцев. Этого времени явно недостаточно для того, чтобы добиться существенных результатов. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.
– Я пытаюсь защитить Клару, спасти ее жизнь и обеспечить ее будущее. И очень хорошо, что я все это делаю, потому что, как я вижу, ты не тот человек, который сможет ее защитить.
– Клара не нуждается ни в чьей защите. Твоя внучка способна гораздо на большее, чем ты можешь представить. Я ей не нужен – не только я, но и никто другой. Единственное, в чем она нуждается, – так это освободиться от тебя, от меня – от всех нас – и уехать из этой дыры.
– Ты становишься все глупее, – Танненберг произнес это ледяным тоном.
– Вот уж нет, у меня сейчас ума больше, чем когда-либо. Я догадываюсь, что ты пытаешься ускорить ход событий, потому что знаешь так же хорошо, как и я, что Ирак лишь несколько месяцев будет оставаться той страной, какой он был раньше, и его будущее, мягко говоря, довольно туманно. Именно поэтому ты сейчас готовишься к возвращению в Каир. Ты отнюдь не собираешься оставаться здесь, когда начнутся бомбардировки и американцы станут «шерстить» друзей Саддама. А заодно ты подготавливаешь общественное мнение к возможному появлению «Глиняной Библии».
– «Глиняная Библия» – наследство Клары. Если она ее найдет, ей уже не придется ни о чем заботиться до конца своей жизни. Она получит международное признание и станет таким археологом, каким всегда мечтала быть.