Сердце волка | Страница: 93

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он подавил в себе нарастающую тошноту и отвращение, переступил, чересчур широко шагнув, через труп Вальберга и подошел к письменному столу. Подняв дрожащей рукой телефонную трубку, он несколько секунд безрезультатно ждал длинных гудков. Возможно, нужно было сначала набрать ноль или какую-нибудь другую цифру. Он набрал ноль — опять тишина. Штефан в течение нескольких секунд наугад давил на разные кнопки телефона, прежде чем заметил, что возится с бездействующим аппаратом: кто-то вырвал телефонный шнур из розетки.

Кто-то, все еще находившийся поблизости. Вполне вероятно, в этот самый момент он стоит позади Штефана и ждет, когда тот обернется, чтобы выстрелить ему в лицо…

Нет, позади него никого не было. Жуткая картина, возникшая в воображении Штефана, исчезла, едва успев появиться. Штефан вдруг отчетливо почувствовал, что в помещении никого нет. В соседних помещениях ощущалась какая-то жизнь, однако угроза оттуда не исходила.

Тем не менее, когда он вышел из комнаты для дежурных медсестер и направился в конец коридора, все его органы чувств и нервы были невероятно напряжены. Он слышал уже не только те еле уловимые звуки, что и несколько секунд назад, но и множество других, о которых в обычных условиях не мог даже и догадываться. Но Штефану казалось, что, несмотря на слышимые им звуки, вокруг воцарилась странная тишина, как будто у его сознания появился фильтр, сортирующий поступающие от органов чувств сигналы.

Да, здесь произошло какое-то насилие, но сейчас Штефану ничто не угрожало. По крайней мере в данный момент.

Проходя мимо врачебного кабинета, Штефан на миг приостановился, но затем пошел дальше: он понял, что наверняка не найдет в этой комнате функционирующий телефон. Как, впрочем, и во всех остальных помещениях.

Когда он подошел к палате Евы, запах крови стал просто невыносимым. Штефан дрожащей рукой толкнул дверь и закрыл глаза на те полсекунды, которые требовались для того, чтобы перешагнуть порог.

Это ему ничем не помогло.

О том, чего не видели его глаза, ему тут же сообщили другие органы чувств, которые опять необычайно обострились. Он осознал, что произошедшее здесь недавно насилие максимально проявилось именно в этой комнате.

Штефан открыл глаза, и первым, что он увидел, было перевернутое кресло-каталка. Если бы он поднял веки на полсекунды позже, то неизбежно натолкнулся бы на него — это кресло лежало сразу за входной дверью. Одно из его колес было погнуто и почти сорвано с оси, а на хромированных деталях бросались в глаза темные пятна крови.

А затем он увидел Ребекку.

Нет, это была не она. Это не могла быть она, поскольку у Ребекки было совсем другое телосложение, другой цвет волос, другая прическа. Однако тот короткий миг, который понадобился ему, чтобы перескочить через перевернутое кресло-каталку и попасть в помещение за стеклянной перегородкой, он был на сто процентов уверен, что женщина, лежавшая за дверью лицом вниз в огромной луже крови, — именно Ребекка. Она должна быть Ребеккой, потому что это было бы для Штефана самым большим ударом судьбы, а эта самая судьба, казалось, в последние несколько дней твердо решила наносить ему удары — один сильнее другого.

Но на полу лежала все-таки не Ребекка, а медсестра Данута. Ей не стреляли в лицо — у нее было перерезано горло. Когда Штефан попытался перевернуть труп на спину, голова стала болтаться из стороны в сторону, и Штефан на секунду даже испугался, что она сейчас оторвется и закатится, как мяч, под ближайший шкаф. Рана на шее Дануты была такой глубокой, что Штефан увидел в глубине кроваво-красного разреза белеющие шейные позвонки. Судя по огромной луже крови и по тому, как сильно пропиталась кровью одежда Дануты, из ее тела вытекла практически вся кровь. Ее горло было не просто перерезано — из него был вырван кусок размером с кулак.

Штефан решил, что, по крайней мере, все произошло очень быстро. Выражение в остекленевших глазах Дануты было жутким, но в нем не чувствовалось мучений. Даже если она умерла не мгновенно, шок от испуга наверняка был таким сильным, что она даже не почувствовала боли.

Дрожа всем телом, Штефан выпрямился. Его руки были в крови, от запаха которой он едва не терял сознание. С отвращением вытерев руки о свои брюки, он осмотрел разгромленную комнату.

Медсестра Данута оказалась не единственной жертвой: возле окна лежало скрюченное тело темноволосого мужчины, одетого в светлый летний костюм и белую рубашку с галстуком. Одно из стекол его солнцезащитных очков было разбито, и за ним зияло влажное темно-красное отверстие. Штефан подумал, что этого мужчину, наверное, прислал Уайт для охраны Ребекки: в правой руке он сжимал пистолет.

На третьем трупе, оказавшемся в этом помещении, была невзрачная поношенная одежда: простые вельветовые брюки (последний раз Штефан видел такие брюки лет десять или двенадцать назад), дешевая белая нейлоновая рубашка и абсолютно не соответствующие остальному одеянию высокие альпинистские ботинки со шнуровкой. Возле него тоже лежал пистолет — какая-то экзотическая модель, которая из-за огромного прикрученного глушителя выглядела еще более странной и неказистой. Этот глушитель, по крайней мере, объяснял, почему никто не услышал выстрелов, которыми были убиты находившиеся здесь люди. Однако пока не было ответа на главный вопрос: куда девались Ребекка и Ева?

Кровать Евы была перевернута и поломана, как почти все в этой комнате. Непонятно, сколько времени здесь продолжалась схватка, но она, скорее всего, была ожесточенной. Тот, кто убил медсестру Дануту и двух других людей, превратил это помещение в подобие поля битвы под Верденом.

Штефан наклонился над человеком в поношенной одежде и протянул руку к его пистолету, но тут же отдернул ее. У него было ощущение — нет, он знал наверняка, — что ему сегодня понадобится оружие, но пистолет с прикрученным глушителем был уж слишком большим, да и весил, пожалуй, немало. Кроме того, Штефан не был уверен, что сумеет с ним правильно обращаться.

Он предпочел взять оружие у второго убитого. Это был самый обыкновенный пистолет, знакомый Штефану по многочисленным американским фильмам про полицию. Штефан поставил пистолет на предохранитель и понюхал ствол. Он не имел ни малейшего представления, как пахнет порох, однако, не почувствовав вообще никакого запаха, понял, что из этого пистолета в этот день не стреляли. Его хозяин, по-видимому, выхватил пистолет и прицелился, но так и не успел выстрелить.

Что же, черт возьми, здесь произошло?

Штефан засунул пистолет себе за пояс, подошел еще раз ко второму убитому мужчине и, с трудом превозмогая отвращение и страх, попытался перевернуть труп и хотя бы поверхностно обыскать его.

Результаты осмотра были более чем скромными: два запасных магазина для пистолета, дешевая одноразовая зажигалка и пачка сигарет без акцизной марки. Никаких документов и вообще ничего такого, по чему можно было бы хоть как-то идентифицировать личность убитого. Это обстоятельство не очень-то удивило Штефана, но оно усилило его беспокойство, подтвердив то, о чем он уже давно догадывался: люди, с которыми ему пришлось столкнуться, вовсе не были дилетантами — они были профессионалами.