Я опустился на одно колено и поцеловал ее руку. Отнюдь не морщинистую и не покрытую старческими пигментными пятнами – процедуры омолаживания бабушка проходила регулярно.
Выглядел мой жест театрально, но был вполне в бабушкином вкусе. Она, например, любила рассказывать, как влюбилась в моего прадедушку, когда тот ласточкой сиганул ради нее с перил Крымского моста в Москву-реку – спонтанно, как был, в костюме и при галстуке… Рассказы про героического прадедушку я вообще в те далекие годы переваривал с трудом. И мой нынешний позывной – Мангуст – появился на свет во многом благодаря бабушкиным историям. Дело в том, что мой нырнувший с моста предок носил боевое прозвище Гюрза.
Расчет оправдался. Голос бабушки Стаси звучал гораздо мягче, когда она произнесла:
– Вставай уж, двоечник… Кусок стекла… Сколько раз я говорила тебя: никогда и никуда не выходи из дома без метательного ножа в рукаве!
Я покаянно вздохнул. Поднимаясь, отметил: кресло у бабушки новое, еще более навороченное. Любопытно… В детстве я не задумывался: а на какие средства существует бабушка Стася, да еще содержит внука? В смысле правнука, то есть меня… Старушка явно не бедствовала, всегда жила на широкую ногу. Ладно, допустим, что бывшие сотрудники особых подразделений и пенсию получают особую, из фондов, ничего общего с собесом не имеющих. Но эти ее кресла… Наверняка ведь такие игрушки изготавливаются по спецзаказам, в единичных экземплярах и под конкретного человека… Что забота о ветеранах, даже самых героических, у нас простирается так далеко, я никогда не поверю. Вот «дыродел» с одним патроном – это по-нашему, дешево и сердито.
Полчаса спустя мы сидели за чаем с тарталетками и канапе – покупными, разумеется, кулинарными талантами бабушка никогда не блистала. Я закончил свою скорбную повесть. Многое осталось за рамками рассказа: мои недельные скитания в царскосельской канализации, начавшиеся с собственноручно проведенной хирургической операции по удалению чипа, и знакомство с обитателями подземных лабиринтов – с людьми и не совсем людьми, и со странными тварями, о существовании которых и не подозревают прохожие, разгуливающие буквально над их логовами… И конечно же, за кадром остался эпизод с ограблением энергозаправки. Ни к чему расстраивать старушку.
– То есть передо мной сидит дезертир со смертным приговором за плечами… – задумчиво произнесла бабушка, вертя в пальцах шпажку от канапе.
– Никто меня к казни не приговаривал, – возмутился я. – Меня приговорили к героической гибели в бою за Печору. Перед тобой сидит павший герой.
– Не словоблудствуй. Я не воспитывала из тебя дезертира.
– Но ты учила меня оставаться живым. Всегда, при любых вводных. Разве я плохой ученик?
– При любых вводных, но не любой ценой… А какой ты ученик, сейчас проверим…
Шпажка в ее пальцах изогнулась – и исчезла. Обнаружилось крохотное оружие на другом конце стола – воткнулось в большое красное яблоко, венчавшее чашу с фруктами. Глубоко воткнулось, по самую рукояточку… Боевую форму бабушка Стася не утратила, упомянутое яблоко вполне могло оказаться глазным. Моим, например.
– Повтори, – попросила она.
Я вытянул шпажку из крохотного бутербродика, примерился…
– Левой рукой, левой… – внесла коррективу бабушка. – Как я.
Ей что, обеими руками владеет одинаково, а мне давненько не доводилось тренироваться… Однако повезло, не опозорился, – шпажка воткнулась рядом с первой.
Ни слова похвалы я не дождался. Бабушка кивнула, словно убедилась в чем-то и без того достаточно очевидном. И спросила:
– Что теперь? Каковы дальнейшие планы павшего героя?
– Буду добиваться, чтобы поставили бюст на могиле. Все-таки дважды Герой России, негоже под пирамидкой со звездочкой лежать. Ну и улицу в каком-нибудь райцентре переименовать… Улица капитана Дашкевича – звучит неплохо.
– Смешно. А потом? Встанешь у бюста и начнешь раздавать автографы?
– Не знаю, – сказал я, отбрасывая несерьезный тон. – Ничего не знаю… Была одна надежда, но не оправдалась…
Все мои возможные перспективы бабушка представляла не хуже меня. Но я надеялся: вдруг присоветует что-то толковое, что самому не приходит в голову? Или, чем черт не шутит, поможет, задействовав старые связи. Некоторые люди в отставку никогда не уходят, и кое-кто из былых коллег бабушки мог до сих пор оставаться в окопах невидимой миру войны…
Но бабушка что-либо оригинальное предложить не спешила. Поинтересовалась достаточно очевидным вариантом:
– Не думаешь перебраться в Москву, под крылышко к Кауфману?
– Не думаю, – отрезал я.
– В игре, что ты затеял, другой стопроцентной гарантии выжить нет.
– Нет так нет. Буду играть с меньшими шансами…
– Почему?
– Почему… Ты права, иногда цена за право остаться в живых бывает неподъемной… В полутора десятках километров отсюда есть дом, после Большой Волны до третьего этажа утонувший в илистом болоте. А в нем квартира, где до сих пор лежат трупы женщины и маленькой девочки, и мне не хочется думать, как эти двое умирали… Но иногда это мне снится. Такой вот у меня маленький счет к Кауфману и его команде, и пожизненной гарантией безопасности его не погасить.
– Жена и дочь?
– Да.
– А где был ты?
– Где, где… Штурмовал Станцию. Работал пушечным мясом в большой мясорубке. Зарабатывал первого Героя.
Пауза в разговоре заменила слова сочувствия. Подозреваю, что бабушка произносить их неспособна. Она похоронила мужа, детей и внуков, не проронив ни слезинки. Она умела мстить. Умела помогать. Сочувствовать не умела.
– Не ешь эти тарталетки. – Вот первое, что она произнесла после минуты молчания. – Кажется, несвежие всучили…
Я послушно положил тарталетку обратно на тарелку, хотя выглядела она вполне съедобной. А потом бабушка сказала именно те слова, что я надеялся услышать. Ради которых приехал сюда.
– Тебе надо переговорить с одним человеком…
– С кем?
– Узнаешь…
– И как мне его найти?
Никаких предупреждающих звуков за моей спиной не раздавалось – ни скрипа двери, ни шагов… Просто уверенный голос произнес:
– Меня не надо искать… Я здесь.
Я с трудом подавил рефлекторное движение руки, дернувшейся к «дыроделу». Потому что голос принадлежал генералу Кравцову, главе ОКР и фактическому диктатору России.
Эх, бабушка, бабушка…
Взбегая вслед за Командиром по косогору, Алька успел пожалеть, что оставил подсумок с запасным магазином у Митрофана, – с полусотней патронов много не навоюешь… Однако в бой вступать не пришлось. Выстрел, оборвавший их разговор, оказался первым и единственным.