– Малыш, эй, малыш! – откуда‑то снизу позвал его слабый, шепчущий голос Фавна. (И не заметил, как встал он в рост, это надо же! Тим оглядел себя – ничего, ноги держат вроде!) – Бежать тебе надобно! Вот как рассветет, так сразу и очень быстро. Нельзя тут! Мало ли, в любой миг нагрянут, и прости‑прощай! Сгоряча‑то разбирать не станут! Ты пока для них существо из Вольера, с тебя и спрос иной.
– А? Как ты сказал? – Тим не тотчас уразумел адресованные ему слова, бестолково переспрашивал. – Нагрянут, знамо дело. Стало быть, прочие Радетели и нагрянут. Ну пусть. Пусть карают. Только тебя не трогают. Не надо. И мою Анику тоже, – он забормотал еще что‑то, но Фавн его перебил, визгливо и едва ли не оглушительно.
– Да пойми ты, дурья башка! Нельзя тебя карать! Мало того, не за что! – Фавн с надрывом втянул воздух, рот его раскрылся широко, потом сжался в крошечную точку, и прочее он произносил, будто бы плевался в Тима: – Ты теперь и отныне тоже Радетель. Едва инструкция вступила в разговор с тобой, так сразу им и признан был. Не полноценным, конечно, но то обстоятельство наживное.
– Радетель, скажешь тоже! – не поверил он старику ни на капельку, но и лестно ему сделалось вдруг отчего‑то. – Какой же я Радетель, если всего лишь человек?
– И Радетели – люди. Только другие. И ты станешь другой. Как они. Да ведь беда как раз в том и есть, что настоящие Радетели ничего об этом знать не знают. Из‑за меня, грешного. Но пока разберутся, да и захотят ли? Хоть удивляйся, хоть стой, хоть падай, но боятся они тебя. Не столь уж сильно, но достаточно, чтобы вышел тебе от них гром с небес. Тут же, на месте.
Тим слушал и обалдевал помаленьку. Но уверен был – старик говорит ему правду. Чудную, невозможную, однако совершеннейшую правду. Он не лишился здравого рассудка теперь же, в сию секунду, единственно потому, что сознание его, взбудораженное до предела, уже отказывалось принимать в себя новые уровни неестественного изумления и вообще отказывалось реагировать на что бы то ни было. Точно так же, как рев низвергающегося водопада уже не слышен в грохоте сходящей горной лавины, ибо нельзя отличить первое от второго в полной мере. Объяви ему старый Фавн сейчас же, что он, Тим, создатель здешнего мира, он, пожалуй, изумился бы, не более того. Поэтому зацепился за последние слова:
– С чего бы им меня бояться? – нарочно небрежно спросил он, как бы и не веря. – Будто у меня полная сума с молниями и пеплом, – Тим кивнул на свою сумку, валявшуюся неподалеку и в суровой драке позабытую. – Чем я грозить‑то могу?
– Не ты, дурачок, а Вольер, – усмехнулся Фавн, но как‑то недобро. – Потому и говорю. Бежать тебе надо. И поскорее. Вот как только подходящее транспортное средство сыщем.
– Чего сыщем? Какое средство? – недопонял Тим. Но и спохватился: – Что же это? Спасаться мне одному? Как же! Не брошу я тебя! И мою Анику тем более! – он осмелился, наконец, взять девушку за руку. Пальцы ее, холодные и влажные, нервно дрожали, но она не противилась, словно бы прикосновение Тима успокаивало ее.
– С ума сошел. Вместе с Аникой твоей вас обоих враз найдут. Уж больно вы будете на виду. Да и не переживет она нового странствия – сам погляди! – принялся вразумлять его Фавн. – И мне с тобой нельзя. Кто‑то должен отвлечь их на первых порах. Головы задурить, чтоб не рубили сплеча.
– Так ведь накажут тебя, старый! Не ты ли сей час говорил: разбирать не станут! – в отчаянии воскликнул Тим. – Не могу я бежать! Светом моим клянусь, не могу!
– Спасибо на добром слове. Не ожидал я от тебя… признаться, и ни от кого не ожидал, – в задумчивости Фавн жевал сухими губами, будто хотел ухватить частичку воздуха и не мог никак уловить. – Никому прежде я не был нужен. Даже самому себе. Но мне ничего не будет, поверь. И клянусь, хоть Радетелями, хоть светом, чем угодно, во что ты веришь! Твоей Анике тоже ничего не сделается. Я за то в ответе. Мы будем тебя ждать на этом самом месте, в этом самом доме. Сколько нужно, пока все не образуется. А уж как скоро оно образуется, лишь от тебя одного зависит. За все под солнцем и звездами надо бороться. Даже за собственное счастье… За счастье особенно. Ты, поди, этого не знал?
– Не знал, – мрачно ответил ему Тим, в то же время ясно сознавая: лучше послушаться старого Фавна, иначе нет ему ВЫХОДА, не того, что был обозначен на пурпурных граничных столбах, но теперь уже настоящего. – Только как же побегу? И главное, куда?
– Ха, это‑то дело самое маленькое. Раз уж ты решился. Это мы сейчас же устроим, – и Фавн обратился отчего‑то к Анике: – Милая, надо нам идти. Будет совсем не страшно, так что ты не кричи и не бойся ничего. И помни всегда: пока старый Фавн поблизости, плохого с тобой больше не случится. А поблизости он будет, в этом ты не сомневайся. Если ты услышала меня, то говорить в ответ ничего не надо, только кивни, – Фавн дождался ответного кивка. Не сразу, но дождался, вообще это был хороший знак. «Значит, – рассудил он, – бедняжка, по счастью, осталась в здравом уме, все прочее, оно пройдет». – А ты, Тим, подбери свою суму, и ступайте‑ка оба за мной.
Они вышли из ярко освещенной залы теперь уже не едва слышно и осторожно, но так, словно были хозяевами в этом странном доме. Фавн везде отдавал приказ зажечь вечерний свет, и они видели, куда шли. «Чудное здесь место, хоть как его обзови, – об этом Тим думал все время на ходу. Сколько комнат, непохожих одна на другую и непонятного назначения. Первая – полная цветов в огромных расписных кадушках и невиданных деревьев в коричневых длинных ящиках. Другая – круговерть дурманящих ароматов, а посреди – здоровенная, ярко‑голубая лужа, будто мелкий пруд на краю поселка у реки, где по зиме „дровосеки“ устраивают саночные горки. Фавн сказал, называется она „бассейна“. Тим едва не свалился туда, уж больно неудобно и скользко было ступать по разноцветным нагретым квадратикам, которые заменяли вокруг той лужи нормальный пол. А в третьей! Ох, свет ты мой! Он выпустил от изумления руку Аники, невольно поменял направление, даже и Фавн понял, что остановить его никак нельзя. Значит, не врал ему мальчик Нил! Снизу до самого верха потолка, кругом на одинаково вырезанных полках стояло их несметное множество, аж перехватило дух! Книжки, сплошные книжки! Разрисованные коробочки, как его „Азбука“, и просто серые, черные, блекло‑желтые, на некоторых буквы, покрытые золотом. Мысли его путались, язык робко шевелился во рту, как бы невольно повторяя за обретенным прежде знанием: „П‑Л‑А‑Т‑О‑Н. Д‑И… Д‑А… Д‑И‑А‑Л‑О‑Г‑И“, „С‑Е‑Н‑Е‑К‑А… И… Н‑О‑В‑А‑Я С‑Т‑О‑Я“. Непонятно, но и гордиться есть чем, оттого, что хотя бы смог он прочесть. Ба, а это что! Знакомые слова, сколько усилий потрачено на них, и вот она, книжица! Стоит себе в уютной боковой нише! „Первая школа. Геокурс“, даже не прочел, а сразу увидел название. Тим потянул заветную коробку с ее места на полке, оглянулся на старика, отчасти и воровато, хотя ничего без спросу не брал в жизни, тем более чужое.
– Что ж, возьми, – согласился с ним Фавн. – Вообще, бери отсюда что хочешь, только смотри, чтоб унести. Лишняя поклажа в дороге, сам понимаешь…