— А, догадываюсь, ты заходишь то с одной стороны, то с другой, не открывая карт?
— Почти. Если хочешь приобрести компанию, нужно совершать настоящие маневры. И главное, не торопиться, выверять абсолютно все, чтобы в конечном итоге добиться успеха.
Они помолчали. Ларсон открыл глаза и посмотрел на Глэдис.
— Скажи, а часто ты виделась с Линдой, когда жила там, дома? — спросил он вдруг.
Девушка нахмурилась, вопрос ее озадачил.
— Только по мере необходимости, — сухо ответила Глэдис. — Я понимаю, что она — член твоей семьи, хотя и не прямая родственница. Но у меня с ней не может быть ничего общего.
Даже если бы они с Линдой были ровесницами и учились вместе или были соседями, она ни за что не стала бы дружить с ней. В ранней юности Глэдис была сорванцом, предпочитала носить свободную, чище мальчишескую одежду, наряжаться не любила и не умела. Линда же одевалась со вкусом и очень продуманно, и это было для нее, пожалуй, главной целью жизни. Но не только этим Линда отличалась от Глэдис, а точнее, всем. Они настолько разные, что их ничто не могло сблизить никогда. Особенно, если учесть поведение хозяйки отношению к отцу.
— Скажи, а что происходило после моего отъезда, если, конечно, не касаться истории с коттеджем? — поинтересовался Ларсон.
— Ты имеешь в виду, в деревне? — переспросила Глэдис, подивившись ходу мыслей Ларсона.
Она чувствовала, что за этими на вид обыденными вопросами кроется нечто особенное, довольно важное для него, но что именно, понять могла.
— Да ничего особенного не происходило, — ответила она.
Неужели его интересуют житейские истории и деревенские сплетни?
— Кто-то родился, кто-то умер, какие-то соседи повздорили, — сообщила она. — Жена Гарольда Лэнса сбежала с соседом. Дочка Грэйс Милтон родила ребенка, и никто не знает от кого.
Тут Глэдис ехидно усмехнулась — эта самая Грэйс Милтон всегда была первым борцом за нравственность в деревне, осуждая многих женщин за их безрассудство. Ну и чего она добилась? Собственная дочь преподнесла ей «наглядный» урок.
— А больше ничего? — спросила Ларсон.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, ничего такого, я же сказала.
— А ты не скучаешь по дому? По тиши и покою деревенской жизни? Если не считать маленьких происшествий, жизнь течет там размеренно и беззаботно.
Глэдис показалось, что он как бы осуждает ее за скоропалительный отъезд.
— Ничуть, — сказала она. — Лондон многому меня научил. Оставшись в деревне, я бы многого не узнала. И потом, при жизни отца все было по-другому. Тогда для меня все, что ты упомянул, имело значение…
Глэдис вдруг поняла, что на этот раз сердце ее не наполнилось нестерпимой горечью при упоминании об отце. Удивительно, но она сама говорит об этом, а раньше не смела…
— Ты не думаешь, что тебе тут скоро надоест?
— А ты беспокоишься, что я сбегу с работы, на которую ты меня устроил? — язвительно переспросила Глэдис.
— Я разве сказал это?
— Не обязательно говорить, я в состоянии догадаться. Так вот, уверяю тебя, что не собираюсь домой. Впрочем, — она горько усмехнулась, — у меня и дома-то нет.
— Не будем начинать все сначала, — решительно произнес Ларсон, в его голосе появились сердитые нотки.
— Извини, — сказала она сухо. — Я забыла, ведь это запретная тема. Не следовало даже упоминать об этом, а то ты опять упрекнешь меня в том, что я веду себя как обиженный ребенок.
Он молча смотрел на нее.
— Наверное, думаешь, что я не создана для жизни в огромном городе, — продолжала Глэдис.
Если уж она села на своего конька, ничто не может ее остановить. Она должна высказать все, что приходит в голову.
— Скорее всего, ты сама так думаешь, — ответил Ларсон. — Во всяком случае, когда я тебя увидел в той мерзкой квартире, ты не производила впечатления взрослой, уверенной в себе и довольной жизнью девушки.
Он сказал это незлобно, без насмешки, но Глэдис не понравилось его замечание. Она нахмурилась.
— Не смотри так, — улыбнулся Ларсон. — В утешение могу сказать: сейчас ты не выглядишь брошенным, обиженным ребенком. Ты выглядишь привлекательной, но очень сердитой молодой девушкой.
Это ее вовсе не утешило, ей не нравился его покровительственный тон — словно учитель в школе или пастор в церкви.
— Между прочим, только с тобой я такая, — объявила Глэдис, чем явно развеселила Ларсона. — А на работе все нормально. На Стивена я вовсе не сержусь.
— Стивен? — переспросил Ларсон, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть.
— Мы работаем вместе, — объяснила Глэдис.
— И вы подружились?
— Конечно, — улыбнулась она, припомнив веселое лицо молодого человека. — У него легкий характер и отличное чувство юмора.
— Похоже, скоро у моей двери будут толпиться парни? «Здрасьте, а Глэдис дома?»
— Нечего издеваться! — возмутилась она.
Никогда за ней не бегали толпы парней, а тем более не выстраивались в очередь у дверей. Ларсону это хорошо известно. Глэдис не из тех девчонок, у которых сразу несколько ухажеров, из-за нее не спорили, вокруг нее не увивались. Просто в ней не было ничего выдающегося, она не умела себя подать, как некоторые, не носила туфли на высоких каблуках и облегающие платья, не красилась, не стриглась модно. Он же знает все это, так зачем говорить глупости?
— И потом, — добавила, она, — у Стивена уже есть девушка.
— Ай-ай-ай! Какое разочарование для тебя! Не так ли?
— Слушай, если бы мне нужен был парень, я бы нашла себе подходящего! — заявила Глэдис так, словно говорила о покупке какой-то вещи. — Тебя устроит это? Может, ты успокоишься, когда у меня появится любовник? Во всяком случае, перестанешь бояться, что я имею виды на тебя.
— Ах вот что, — сказал Ларсон и глянул на девушку с укоризной. — У меня, оказывается, есть причины для беспокойства?
— Никаких.
— Это обнадеживает. Значит, мне не надо запирать дверь своей спальни на ночь?
Глэдис изо всех сил старалась сдержаться и не наговорить лишнего. Она даже попробовала улыбнуться, но лицо исказила странная гримаса.
— Точно. Не надо, — ответила она.
— Надеюсь, ты тоже не опасаешься моего ночного визита в твою комнату?
Тут она заметила, что в его глазах появилось игривое, насмешливое выражение. Очень смешно! Надо же, развеселила усталого, замученного хозяина!
— Не опасаюсь.
— Почему?
— Потому, что мы выяснили отношения, — сказала Глэдис, натянуто улыбаясь. — Ни я, ни ты друг другу не интересны в этом плане.