Ларсон обернулся.
— Да, дело касается Линды. А теперь ответь на вопрос — кофе, есть?
— Только что сваренный, горячий и дымящийся? Ты будешь неприятно удивлен, но нет.
Глэдис не собиралась расспрашивать его о Линде. Как всегда, ей было трудно вести с ним непринужденный разговор. Ларсон рассмеялся.
— А можно попросить тебя приготовить кофе? — спросил он.
— Лучше не надо, — задумчиво ответила Глэдис, радуясь тому, что он не вспоминает о происшедшем. — Но если ты сам собираешься заняться кофе, то свари чашечку и на мою долю.
Через несколько минут Глэдис уже сидела за столом, пила кофе, чувствуя себя уютно, по-домашнему, в повседневной одежде, без макияжа, и внимательно слушала рассказ Ларсона о Нью-Йорке.
Он с мягким юмором детально описывал места, о которых она только слышала, — поездка за границу была всегда для нее равносильна полету на Луну. Глэдис никогда никуда не ездила, они с отцом не могли себе позволить подобные траты. Поэтому ей было очень интересно узнать от Ларсона об Америке. Гораздо спокойнее говорить о путешествии, чем о его мачехе и обо всем, что с ней связано.
— Послушай, — сказал вдруг Ларсон, усмехаясь, — ты так запросто сидишь со мной, беседуешь и даже не подозреваешь, какой подвергаешься опасности.
Он посмотрел на девушку проницательным взглядом, и Глэдис забеспокоилась.
— Ты о чем? — спросила она, и голос ее слегка дрогнул.
— Ты льстишь моему самолюбию, выслушивая меня столь внимательно, — сказал он, облокотившись на стол и подавшись вперед. — Разве отец не говорил тебе о том, что проявление живого интереса к мужчине чревато некоторыми… последствиями?
— Нет, — ответила Глэдис, не зная, принимать ли всерьез замечание Ларсона, но его слова смутили ее, и надо было как-то выйти из положения. — Ничего он мне не говорил. Попробовал однажды затеять рассказ о птичках и пчелках, но стеснялся больше меня. Я-то уже все знала об этом.
— Еще бы! — весело заметил Ларсон.
Он не сводил с нее глаз. Глэдис стало не по себе.
— От подруг, разумеется.
— От кого же еще!
— Прекрати смотреть на меня так! — вспылила Глэдис, не выдержав его насмешливого взгляда.
— А мне нравится смотреть на тебя!
Глэдис нервно рассмеялась и встала.
— Ты уходишь? — удивился Ларсон. — Я разве обидел тебя?
Он тоже поднялся из-за стола. У Глэдис ноги вдруг стали словно ватные, и девушка медленно двинулась к двери.
— Я иду спать, — твердо сказала она, не оборачиваясь. — И ты меня ни капельки не обидел.
Приходится врать, это стало входить в привычку. Во всяком случае, как только Ларсон начинает задавать личные вопросы, она избегает говорить правду.
— Какая хорошая мысль, — лениво протянул он, следуя за ней. — Очень здравая, хотя ты говоришь неправду.
За ее спиной раздался сдавленный смешок.
— У тебя слишком неуемное самомнение, — сказала Глэдис.
Они подошли к двери ее спальни. Интересно, что он будет делать дальше? Ларсон ни разу не входил в ее комнату с тех пор, как привез сюда. Да и сейчас вряд ли собирается это сделать, хотя у него какое-то странное, игривое настроение. Глэдис повернулась к нему и открыто взглянула в глаза.
— Почему ты считаешь, что каждое твое слово приводит меня в трепет? — спросила она.
— Потому что по выражению твоего лица можно прочитать многое.
— Ты плохо читаешь, — сказала Глэдис. — Я вовсе не трепещу каждый раз, когда ты заговариваешь со мной. С чего мне впадать в подобные крайности, когда мы знакомы тысячу лет? Так что это игра твоего воображения.
Глэдис даже возгордилась собой, настолько взвешенно и спокойно прозвучали ее доводы. Главное, она вполне владела собой, и голос ни разу дрогнул. Но раздражало, что Ларсон выслушал тираду с усмешкой, похоже, сказанное не произвело на него никакого впечатления. Да разве такой самоуверенный тип признается, что заблуждался?! Он считает, что разбирается в ее характере лучше, чем она сама.
— Кажется, сегодня я останусь наедине со своим самомнением, — печально заметил Ларсон.
— Видимо, ты привык, что женщины бросаются в твои объятия всякий раз, как ты приближаешься. Но запомни, я не из их числа.
— А как же понимать то, что произошло в незабываемый вечер после вечеринки?
Глэдис молчала некоторое время, пока пауза стала тягостной. Тогда она взялась за ручку двери и сказала:
— Давай не будем говорить об этом.
— Да, пожалуй, слов не надо, — каким-то странным голосом согласился Ларсон.
Он уже не улыбался, но вид его не понравился Глэдис — в его серых глазах было такое неприкрытое вожделение, что у нее дрожь пробежала по телу.
Она быстро открыла дверь спальни и проскользнула внутрь, чтобы оказаться в безопасности.
— Глэдис! Ты что, собираешься на этом закончить наш разговор? Мы же только начали его! — удивился Ларсон, стоя в дверях.
Сердце ее дрогнуло, но голос прозвучал на удивление ровно.
— Я устала. У меня была трудная неделя.
Вот это правда. Хотя Тельма больше не высказывала никаких претензий, Глэдис каждый раз, проходя мимо кабинета начальницы, с опаской поглядывала на дверь, — вдруг оттуда выйдет Тельма и набросится на свою жертву. Глэдис даже придумала ей кличку «вампир».
Стивену она ничего не рассказала о своей встрече с Тельмой, но тот сразу догадался по выражению ее лица — что-то произошло между ними. Кстати, он пришел в восторг от новой клички Тельмы, даже принес на работу ростки чеснока в горшочке, что невероятно развеселило Глэдис. Они шутили на тему вампиров всю неделю, но напряжение все-таки не проходило.
Но Ларсону ни к чему было знать обо всем этом. Ему вряд ли понравится, что неподражаемая импортная директриса, способности которой вызывали у него нескрываемое восхищение, отнесена младшим персоналом к категории «нечистой силы».
— А почему неделя была трудной? — спросил Ларсон.
Вместо ответа Глэдис попыталась закрыть дверь. Меньше всего она ожидала, что он распахнет ее настежь и ввалится прямо в ее комнату. Она уставилась на него, открыв рот от удивления. Потом все-таки поинтересовалась, в чем дело, получив весьма вразумительный ответ.
— Проверяю, все ли тут в порядке.
Он огляделся и обратил внимание на всякие мелочи, которые она расставила на каминной полке: фотографии в рамочках, безделушки, с виду довольно безвкусные, но дорогие памяти сувениры, которые дарил ей отец. Еще были книги и журналы, аккуратно расставленные на полках, новая маленькая лампа на столике.
— Я ничего тут не трогала, — сказала Глэдис, продолжая стоять у двери.