Лишь поздно вечером, лежа в постели, Хильда в очередной раз раскрыла толстую папку.
Когда София пролезла через Тайник, было уже почти восемь часов. Мама в это время возилась на клумбе перед входом.
— Ты откуда?
— С той стороны изгороди.
— При чем тут изгородь?
— Разве ты не знаешь, что там идет тропинка?
— Меня интересует, где ты пропадала, София. Ты опять пропустила ужин и даже не предупредила об этом.
— Прости, пожалуйста. Было так хорошо погулять, я увлеклась и зашла слишком далеко.
Мама наконец оторвалась от сорняков и, выпрямившись, посмотрела на Софию.
— А ты случайно не встретила своего философа?
— Представь себе, встретила. Я же говорила, что он тоже любит гулять.
— Он по крайней мере придет на твой прием?
— Придет, он очень обрадовался.
— Я тоже очень рада, София. Просто жду не дождусь этого дня.
Не слышно ли в мамином голосе подвоха? На всякий случай София сказала:
— Я довольна, что пригласила родителей Йорунн. Иначе мне было бы неловко перед ними.
— Ты как хочешь, а я собираюсь поговорить с этим Альберто с глазу на глаз.
— Пожалуйста… Можете уединиться в моей комнате. Я уверена, он тебе понравится.
— Да, забыла сказать. Тебе письмо.
— Письмо?
— Со штемпелем батальона ООН.
— Значит, оно от брата Альберто.
— Нет, София, это уже слишком.
София принялась лихорадочно думать и буквально за одну-две секунды нашлась, что ответить. Она словно получила подсказку от ангела-хранителя.
— Я рассказала Альберто, что собираю редкие марки. А братья на то и существуют, чтобы их иногда использовать.
Этим ответом ей удалось усыпить бдительность мамы.
— Ужин в холодильнике, — примирительным тоном сообщила та.
— А письмо где?
— На холодильнике.
София кинулась в кухню. Штемпель на конверте был от 15 июня 1990 года. Вскрыв конверт, она извлекла из него листок с двумя строками:
Зачем же созидать? Один ответ:
Чтоб созданное все сводить на нет.
Нет, такой ответ Софию не устраивал. Прежде чем сесть за еду, она отнесла листок наверх и положила в шкаф к случайным вещам, накопившимся у нее за последние недели. Рано или поздно она узнает, что значит этот вопрос и зачем он был задан.
Наутро к Софии пришла Йорунн. Поиграв в бадминтон, девочки продолжили обсуждение философического приема. Нужно было придумать какие-нибудь сюрпризы на случай, если гости заскучают.
Когда мама вернулась с работы, разговор опять-таки был о приеме. «Для такого дела ничего не жалко», — время от времени повторяла мама, причем отнюдь не иронически.
Очевидно, «философический прием» казался ей тем самым средством, которое поможет Софии спуститься на землю после месяца беспокойного витания в облаках и интенсивных занятий философией.
К уходу Йорунн они договорились обо всем, от торта и китайских фонариков в саду до философской викторины с учебником философии для юношества в виде приза победителю. Если, конечно, такой учебник существует, в чем София сомневалась.
В четверг, 21 июня — всего за два дня до праздника, — снова позвонил Альберто.
— Алло, это София.
— И Альберто.
— Как дела?
— Все отлично. По-моему, я нашел выход.
— Из чего?
— Сама знаешь. Из духовного рабства, в котором мы с тобой живем, причем уже слишком давно.
— А-а-а…
— Но я не могу разглашать план, пока не приступлю к его выполнению.
— А не поздно? Мне ведь тоже не мешает знать, что предстоит…
— Не глупи. Все наши разговоры прослушиваются. Самое разумное будет помалкивать.
— Неужели положение так плохо?
— Разумеется, дитя мое. Важнейшие шаги следует предпринимать без обсуждения.
— Ну вот…
— Мы с тобой существуем в вымышленной реальности, за словами одной длинной истории. Каждая буковка этого повествования выбивается на дешевой портативной машинке господина майора, так что от его внимания не может ускользнуть ни одно напечатанное слово.
— Это я понимаю. Как же мы тогда скроемся от него.
— Тссс!
— Что?
— Кое-что происходит между строк, куда я и пытаюсь проникнуть с помощью весьма изощренных уловок.
— Понятно.
— Нам нужно с толком использовать оставшиеся дни. В субботу начнется катавасия. Ты можешь прийти сейчас?
— Иду.
София насыпала корма попугайчикам и рыбкам, достала большой лист салата для Говинды и банку с кошачьим кормом для Шер-Хана. Уходя из дома, она выставила его миску на крыльцо.
Затем она пролезла сквозь изгородь и пошла по тропинке с той стороны. Пройдя совсем немного, она вдруг наткнулась в зарослях вереска на письменный стол. За столом сидел пожилой мужчина, занятый какими-то расчетами. София подошла ближе и спросила, как его зовут.
— Скрудж, — ответил он, снова углубляясь в бумаги.
— А я — София. Ты, наверное, бизнесмен?
Он кивнул.
— Да, и очень богатый. Нельзя потерять ни одной кроны, поэтому приходится самому считать и считать.
— Как ты только справляешься!
София помахала ему и двинулась дальше. Буквально через несколько метров она встретила девочку, одиноко сидевшую под высоким деревом. Девочка была одета в лохмотья и выглядела болезненной и бледной. Завидев Софию, девочка запустила руку в кармашек передника и вытащила оттуда пачку спичек.
— Ты не купишь у меня спички? — спросила она. София пошарила в кармане, проверяя, есть ли у нее с собой деньги. Есть… во всяком случае, одна крона нашлась.
— Почем они?
— Крона.
София протянула девочке крону и застыла со спичками в руке.
— Ты мой первый покупатель. Я уже больше ста лет гибну то от холода, то от голода…