Огромный земной шар словно превратился в живого человека, и этим человеком была сама София. «Я — это мир», — подумала она. Вся огромная Вселенная, которую София порой считала непостижимой и опасной, стала ее собственным Я. И в восприятии Софии то Вселенная казалась величественной и необъятной, то сама она становилась необъятно большой.
Удивительное ощущение скоро прошло, но София была уверена, что никогда не забудет его: ей казалось, будто нечто из глубин ее сознания, проникнув через лоб, смешалось с остальным миром — так одна-единственная капля краски может окрасить целую кружку воды.
Потом София словно проснулась с тяжелой головой после фантастического сна. Она даже с некоторым разочарованием обнаружила, что у нее все-таки есть тело, которое пытается сесть в кровати. От лежания на животе и чтения присланных Альберто Ноксом страниц ломило спину. Зато София испытала нечто незабываемое.
Чуть погодя она сумела сесть, а затем и сойти с кровати. София пробила в листах дырки и, подшив новые уроки в папку с предыдущими, вышла в сад.
Птичий гомон там стоял — словно сразу после сотворения мира. Светлая зелень берез за кроличьими клетками была настолько яркой и чистой, точно Создатель взял эту краску из радуги.
Неужели София действительно может считать, что весь мир — ее божественное Я? Неужели она наделена душой, «искрой из костра»? А если это так, значит, она сама — божественное создание.
…ввожу для себя строжайшую цензуру…
Несколько дней София не получала писем от учителя философии. Четверг приходился на 17 мая, День Конституции. Восемнадцатого тоже был выходной.
В среду, 16 мая, Йорунн по дороге из школы вдруг выпалила:
— Пойдем сегодня в поход!
Первым делом София подумала, что нельзя надолго отлучаться из дому. Но она взяла себя в руки и ответила:
— С удовольствием.
Спустя два часа Йорунн притащила к Софии большой рюкзак. Та уже тоже собрала рюкзак и приторочила к нему палатку. Еще девочки захватили спальные мешки и теплую одежду, фонарики и поролоновые подстилки для лежания, два больших термоса с чаем и запас еды.
Когда около пяти пришла с работы Софиина мама, она выдала им ценные указания, что можно и чего нельзя делать в походе. Кроме того, мама спросила, где они собираются разбить лагерь.
Девочки сказали, что поставят палатку на Тиуртоппен, Глухариной горе. Может, удастся утром послушать глухариный ток.
София не без задней мысли предложила для лагеря именно Тиуртоппен. По ее соображениям, оттуда было недалеко до Майорстуа. Что-то притягивало Софию к этой хижине, но она твердо знала, что пойти туда одна больше не отважится.
Они с Йорунн двинулись по тропинке, уходившей в сторону от шоссе прямо напротив Софииного дома. Девочки болтали обо всяких пустяках, и Софии было даже приятно отключиться от философии и прочих серьезных материй.
Уже около восьми они раскинули палатку на плоскогорье рядом с Тиуртоппен и, разобрав спальные мешки, приготовились к ночлегу. Когда подруги съели взятый из дома сухой паек (у каждой был большой пакет с едой), София спросила:
— Ты слышала про Майорстуа?
— Про Майорстуа?
— Тут недалеко есть избушка… в лесу, на берегу озера. Когда-то там жил чудаковатый майор, поэтому хижину называют Майорстуа.
— А теперь там кто-нибудь живет?
— Давай сходим и проверим.
— Где это?
София показала в сторону ближайшего перелеска.
Йорунн не очень-то хотелось трогаться с места, но в конце концов они пошли. Солнце клонилось к горизонту.
Сначала подруги шагали меж высоких елей, потом они вынуждены были продираться сквозь кустарник. Чуть погодя девочки спустились с горы и набрели на тропу. Не та ли это тропа, по которой София шла в воскресенье?
Ну конечно… вскоре она разглядела между стволами (справа от тропы) проблески воды.
— Это там.
Еще немного — и они очутились возле озерца. София устремила взгляд на ту сторону. Сегодня окна красного дома были закрыты ставнями. Хижина показалась девочке заброшенной, необитаемой.
— Мы что, пойдем по воде? — спросила Йорунн, озираясь вокруг.
— Не-а, переедем на лодке.
София указала в заросли тростника. Там, как и в прошлый раз, стояла лодка.
— Ты уже была здесь?
София помотала головой. Ей не хотелось усложнять себе жизнь рассказом о посещении домика. Как она все объяснит подруге, умолчав про Альберто Нокса и курс философии?
На тот берег девочки перебирались с шутками и смехом. София проследила за тем, чтобы они затащили лодку подальше на сушу. И вот они уже стоят перед дверью. Йорунн подергала ручку: было ясно, что в доме никого нет.
— Заперто… Ты же не рассчитывала, что будет открыто?
— Может, найдем где-нибудь ключ, — сказала София и принялась шарить между камнями фундамента.
— Да ну, пойдем лучше обратно в палатку, — не выдержала Йорунн.
Но тут София воскликнула: «Нашла, нашла!» — и с победным видом замахала ключом. Она вставила его в замочную скважину, и дверь распахнулась.
Подружки крадучись, как будто совершая что-то запретное, вошли внутрь. Там было холодно и сыро.
— Ничего не видно, — сказала Йорунн.
София предусмотрела и это. Вытащив из кармана коробок, она чиркнула спичкой. Девочки успели только разглядеть, что хижина совершенно пуста. София зажгла следующую и при ее свете увидела стоявший на камине кованый подсвечник. Третьей спичкой она зажгла свечу, которая и позволила подругам осмотреться в хижине.
— Правда, удивительно, что маленькая свечка может рассеять кромешную тьму?
Йорунн кивнула.
— Но где-нибудь свет все же переходит в темноту, — продолжала София. — Хотя на самом деле темноты нет. Это просто-напросто отсутствие света.
— Не надо про такие ужасы. Пойдем отсюда…
— Сначала давай заглянем в зеркало.
София указала на зеркало в бронзовой раме, которое, как и в прошлый раз, висело над комодом.
— Тоже мне, красота…
— Оно волшебное.
— «Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?»
— Я не шучу, Йорунн. По-моему, в этом зеркале можно увидеть Зазеркалье.
— Ты, кажется, сказала, что никогда здесь раньше не была? И почему тебе нравится меня пугать?
София не нашлась с умным ответом.
— Сорри! [18] — бросила она.