— Слабое утешение. Неужели в средние века не было ни одной женщины-философа?
— В средневековье религиозная жизнь находилась в основном в ведении мужчин. Впрочем, это не значит, что тогда не было женщин-мыслителей. Можно, например, назвать Хильдегарду Бингенскую…
София изумилась.
— Она имеет какое-нибудь отношение к Хильде?
— Не перебивай! Родившись в 1098 году, Хильдегарда с детства воспитывалась в монастыре, а затем сама стала аббатисой монастыря, построенного ею в долине Рейна, близ Бингена, где и умерла в 1179 году. Будучи женщиной, она тем не менее читала проповеди и заявила о себе как писатель, врач, ботаник и естествоиспытатель. Вероятно, ее жизнь может служить примером того, что в средневековье женщины нередко отличались более приземленным, более практичным, более научным подходом к бытию, чем мужчины.
— Я спросила, имеет ли она отношение к Хильде.
— В прежние времена и христианство, и иудаизм воспринимали Бога не только в виде мужчины. У него была и женская ипостась, или «материнская натура». Ведь женщина тоже была создана по образу и подобию Господа. В греческом языке эта женская сторона Бога называлась София. Имя «София» (или «Софья») означает «мудрость».
София грустно покачала головой. Почему никто раньше не рассказал ей об этом? И почему она никогда не спрашивала?
— В средние века, — продолжал Альберто, — София, или материнская сторона Бога, играла определенную роль в иудаизме и в греко-православной религии, но на Западе ее забыли. И тут, откуда ни возьмись, эта Хильдегарда, которая уверяет, что София является ей в видениях — в золотистой тунике, убранной драгоценными камнями…
София поднялась со скамьи. Подумать только, София являлась Хильдегарде в видениях…
— Может быть, и я являюсь Хильде.
Она снова села. Альберто положил руку ей на плечо.
— Нам нужно найти выход из создавшегося положения, но не сегодня. Уже почти час. Тебе пора обедать, а Средневековье подходит к концу, уступая место Новому времени. Скоро я пришлю за тобой Гермеса для следующей лекции, об эпохе Возрождения.
Странный монах встал и направился к церкви. София осталась сидеть: ее не отпускали мысли о Хильдегарде и Софии, о Хильде и другой Софии. И вдруг она встрепенулась, вскочила на ноги и закричала вслед учителю философии в монашеской рясе:
— А в средневековье не было какого-нибудь Альберто?
Он чуть замедлил шаги и, обернувшись, сказал:
— У Фомы Аквинского был знаменитый учитель философии по имени Альберт Великий…
Затем, преклонив голову, Альберто скрылся в дверях Мариинской церкви.
Софии захотелось узнать больше, и она тоже вернулась в храм… но там царила пустота. Не провалился же ее наставник сквозь пол…
По дороге к выходу внимание девочки привлекло изображение Девы Марии. София подошла рассмотреть образ поближе и вдруг заметила под глазом Богородицы капельку влаги. Неужели слеза?
София опрометью бросилась из церкви к Йорунн.
…о божественный род в человечьем обличье…
Когда запыхавшаяся София прибежала к Йорунн, стояла за калиткой своего ярко-желтого дома. Часы показывали почти полвторого.
— Тебя не было больше десяти часов! — воскликни ла Йорунн.
— Меня не было больше тысячи лет, — покачала головой София.
— Где ты пропадала?
— На свидании со средневековым монахом. Классный мужик!
— Ты с ума сошла! Полчаса назад звонила твоя мама.
— Что ты ей сказала?
— Что ты вышла в магазин.
— А она что?
— Велела тебе позвонить, когда придешь. С моими родителями вышло хуже. Около десяти они заявились к нам с горячим шоколадом и булочками, смотрят — а одна постель пустая.
— И как ты это объяснила?
— Представь себе мое положение. Сказала, что ты ушла домой, потому что мы поссорились.
— Тогда надо срочно помириться. И еще твои родители не должны несколько дней разговаривать с моей мамой. Как ты думаешь, мы сможем это обеспечить?
Йорунн пожала плечами. В следующий миг в саду показался ее отец. Он был одет в комбинезон и катил тачку. Похоже, он задумал сегодня разделаться с прошлогодней листвой.
— А, наши Туппен и Лиллемур [32] , — приветствовал девочек отец Йорунн. — Ну вот, я выгреб все листья, заслонявшие окошко в подвал.
— Отлично, — подхватила София. — Значит, мы сможем иногда пить шоколад у окна, а не в койке.
Йорунн вздрогнула, ее отец натянуто улыбнулся: в Софииной семье принято было вольнее обращаться с языком, чем в доме финансового советника Ингебригтсена с супругой.
— Извини, Йорунн. Просто мне захотелось тоже поучаствовать в операции прикрытия.
— Ты что-нибудь расскажешь?
— Если проводишь меня домой. Мой рассказ не предназначен для ушей финансовых советников и великовозрастных Барби.
— Вот злюка! Думаешь, распадающийся брак, в котором один из супругов спасается бегством в дальние моря, лучше?
— Не лучше. Просто я сегодня почти не спала. А еще у меня есть подозрение, что Хильда наблюдает за нами и видит все происходящее.
Девочки уже двинулись по направлению к Клёвервейен.
— Ты хочешь сказать, она ясновидящая?
— Может, да. А может, и нет.
Йорунн вся эта таинственность явно не доставляла удовольствия.
— Все равно непонятно, почему ее отец шлет идиотские открытки в заброшенную лесную хижину.
— Да, тут есть некоторая неувязка.
— Так ты не хочешь рассказать, где была?
И София рассказала. Более того, она рассказала Йорунн и о загадочном курсе философии — взяв с подруги торжественное обещание, что все это останется между ними.
Девочки долго шли молча.
— Мне это не нравится, — сказала Йорунн уже на подходе к дому три по Клёвервейен.
Остановившись у ворот, она жестом дала понять Софии, что собирается обратно.
— Никто и не требует, чтоб нравилось. Философия — не безобидная настольная игра. Тут вопрос стоит серьезнее: кто мы такие и откуда ведем происхождение. По-твоему, нас достаточно учат этому в школе?
— На такие вопросы все равно никто не знает ответа.
— Нас даже не учат задавать такие вопросы.
На кухонном столе Софию ждала традиционная субботняя каша. Мама не стала придираться к тому, что дочка не позвонила от Йорунн.