Хлеб и сыр имели немного необычный вкус. Молоко тоже, оно было значительно слаще нашего коровьего молока. Но больше всего меня поразил вкус фруктов. Некоторые из них настолько отличались от того, к чему я привык, что я то и дело вскрикивал и даже подпрыгивал на своём табурете.
— Что касается пищи, то в ней у меня никогда не было недостатка, — сказал старик.
Мы поели, и Фроде приготовился продолжить свой рассказ.
Он отрезал ломтик от круглого фрукта величиной с тыкву. Внутри этот фрукт был мягкий и жёлтый, как банан.
— Всё началось однажды утром, — продолжил свой рассказ Фроде. — Ночь была особенно богата сновидениями. Утром я вышел из дома, когда трава была ещё в росе. Солнце только что взошло над горами. С гребня холма на востоке ко мне направились две фигуры. Я решил, что на остров наконец-то пожаловали гости, и пошёл им навстречу. У меня подпрыгнуло сердце, когда я подошёл к ним поближе и узнал их. Это были Валет Треф и Король Червей.
Сперва я решил, что всё ещё лежу дома и сплю и что эта встреча происходит во сне. Вместе с тем я был совершенно уверен, что бодрствую. Но такое случалось со мной и во время сна, так что уверенности в этом у меня не было.
Эта пара приветствовала меня, словно мы были старые знакомые. Но ведь мы и в самом деле давно знали друг друга!
"Какое чудесное утро, не правда ли, Фроде?" — спросил Король Червей.
Это были первые слова, которые на этом острове произнёс не я сам.
"Сегодня мы должны сделать что-то полезное", — подхватил Валет.
"Я приказал построить новый дом", — сказал Король.
Мы так и поступили. Первые ночи они спали в моём доме вместе со мной. Через несколько дней они уже смогли перебраться в новую избушку, стоявшую на склоне пониже моей.
Они стали моими равноправными товарищами с одной только разницей — они не понимали, что не жили, как я, на острове все эти годы. Что-то в их головах мешало им понять, что в действительности они являются плодами моей фантазии. Это, безусловно, характерно для всех плодов фантазии. Никто из существ, созданных нашим воображением, не сознаёт себя таковыми. Однако эти плоды воображения были не такие, как все. Они проделали непостижимый путь из моего мозга, в котором были созданы, до пространства, сотворённого под небесами.
— Да ведь это же… это же невозможно! — воскликнул я.
Но Фроде продолжал невозмутимо рассказывать свою историю:
— Постепенно появились и другие фигуры. Самое поразительное, что две первые никогда не удивлялись появлению новых. Казалось, будто в саду просто встретились два человека. Никого из них не удивляло, откуда взялся второй.
Эти карлики говорили друг с другом словно добрые старые знакомые. По-своему, так оно и было. Они долгие годы уже жили на этом острове, потому что я во сне и наяву слышал их разговоры друг с другом.
Однажды, в начале вечера, я рубил дрова чуть ниже на склоне. Тогда я впервые увидел Туз Червей. Мне кажется, она лежала в середине колоды. Она была не из первых, но и не из последних карт, которые я открывал.
Сначала она меня не видела, она шла погруженная в собственные мысли и напевала какую-то красивую мелодию. Я остановился, и на глаза у меня навернулись слёзы. Я вспомнил Стине.
Набравшись мужества, я окликнул её.
"Туз Червей", — прошептал я.
Она подняла на меня глаза и пошла в мою сторону. Бросившись мне на шею, она воскликнула:
"Спасибо, Фроде, что ты меня нашёл. Что бы я без тебя делала?"
Закономерный вопрос. Без меня она вообще ничего бы не делала. Но она не знала об этом. Да и никогда не узнает.
У неё были такие красные мягкие губы, что мне захотелось поцеловать её, но что-то удержало меня от этого.
По мере того как население острова увеличивалось, мы строили новые дома. Так рядом со мной выросло целое селение. Больше я не страдал от одиночества. Мы со ставили общество, в котором у каждого было своё дело.
Уже тридцать или сорок лет назад весь пасьянс был укомплектован — все пятьдесят две фигуры. За одним исключением: последыш Джокер появился на острове шестнадцать или семнадцать лет назад. Этот возмутитель спокойствия ворвался в нашу идиллию как раз тогда, когда мы все только-только привыкли к своему новому существованию. Но с рассказом об этом можно подождать. Завтра будет ещё один день, Ханс. Чему жизнь на острове научила меня, так это тому, что всегда приходят новые дни.
Всё, рассказанное Фроде, было столь невероятно, что я запомнил это слово в слово.
Как могли пятьдесят три существующие только в мечтах картинки проникнуть в действительность в виде живых людей?
— Это… это невозможно, — с трудом проговорил я.
Фроде кивнул:
— В течение нескольких лет все игральные карты сумели покинуть моё сознание и появились на острове, на котором находился я сам. Или это я пошёл другой дорогой? Я постоянно обдумывал и эту возможность.
Хотя я много лет живу в окружении новых друзей, хотя мы вместе построили это селение, вместе возделывали землю, готовили и ели пищу, я никогда не переставал спрашивать себя, существуют ли на самом деле окружающие меня фигуры.
Может, это я оказался в мире вечных мечтаний? Заблудился не только на этом большом острове, но и в собственной фантазии? И если так, найду ли я когда-нибудь дорогу обратно в действительность?
Только когда Валет Бубён пришёл с тобой к колодцу, я окончательно уверился, что жизнь, которой я жил, была настоящей. Ведь ты не новый джокер в моей колоде, Ханс?
Фроде умоляюще взглянул на меня.
— Нет-нет, — поторопился ответить я. — Я тебе не приснился. Ты должен простить меня за то, что я перевернул вопрос вверх ногами. Если сейчас ты не спишь, то, наверное, сплю я. Сплю и вижу во сне все эти невероятные события, о которых ты мне рассказал".
Неожиданно папашка перевернулся на другой бок. Я спрыгнул с кровати, натянул штаны и поглубже засунул книжку-коврижку в один из карманов.
Папашка проснулся не сразу. Я подошёл к окну и стал смотреть из-за гардины. Теперь вдалеке был виден берег, но я почти не обратил на него внимания. Мои мысли были в другом месте… и в другом времени.
Если всё рассказанное Фроде было правдой, значит, я читал о самом загадочном карточном фокусе в мире. Наколдовать целую карточную колоду было само по себе невероятно, но превратить все пятьдесят две карты в живых людей было колдовством ещё более высокого уровня. Даже если на это ушли долгие годы.
Но если мир — фокус, значит, должен существовать и фокусник. Я надеялся, что со временем сумею разоблачить его, но не так-то легко разоблачить фокус, если фокусник даже не показывается на сцене. Папашка совсем потерял голову, когда, выглянув из-за гардины, увидел, что мы приближаемся к полоске земли.